Гранатовые поля
Шрифт:
— Мы говорили об этом.
— О, правда? Когда? Я переезжала в Сиэтл, а ты только и говорил: «Мы во всём разберемся», — я швырнула эти воздушные кавычки прямо ему в лицо.
— Мы бы разобрались.
— Это было до или после того, как ты женился на Вивьен?
На этот раз, когда я надавила, я приложила все свои силы. Я отдала ему семь лет гнева и разбитого сердца. И на этот раз ему пришлось сделать шаг назад, чтобы сохранить равновесие.
— Я любила тебя 437 дней, — я не
Прошло охренеть как много времени с тех пор, как я дралась. Но мы были на боевом ринге. И, черт возьми, я хотела этого боя. Поэтому я попыталась ударить его в нос.
Он заблокировал мой джеб запястьем.
— Какого хера?
— Я думала, ты сказал, что у тебя скоро будет бой, — я нанесла ещё один джеб, мышцы на моей руке напряглись. — Тебе нужна была моя помощь, разве нет? Ну, вот, пожалуйста.
— Талия, завязывай.
— Нет.
На этот раз я нанесла удар правой рукой, целясь ему в почку.
Он отбил его локтем, отступая назад и обходя ринг.
Но я просто продолжала следовать за ним, нанося бессмысленные удары, которые никогда не успевали коснуться его кожи.
— Я ненавижу тебя за то, что ты выбрал Вивьен.
Ещё один удар.
— Я ненавижу тебя за то, что ты не любил меня так, как я любила тебя.
Ещё один удар.
— Я ненавижу тебя за то, что тебя, блять, так трудно забыть.
Слеза стекала по моей щеке, когда я наносила следующий удар. Мои глаза наполнились слезами, Фостер расплывался, но я продолжала ударять.
— Мне было стыдно за тебя? Я бы всё для тебя сделала.
— Талия, остановись.
Он схватил меня за руку, но я вырвала её, и на этот раз, когда я ещё раз ударила, бесконтрольно и со всей злобой и силой, он позволил моему кулаку столкнуться со своей грудью.
Боль пронзила мою руку, костяшки пальцев резко заболели.
— Чтоб тебя.
— Черт.
Фостер схватил мою кисть, совершенно не обеспокоенный тем, что я сильно ударила его, и раскрыл мои пальцы, осматривая на предмет повреждений.
— Всё в порядке.
Я вырвала свои ладонь их его рук, отступила на другую сторону ринга и повернулась к нему спиной и потрясла руками. Когда боль утихла, я фыркнула и вытерла глаза.
Отлично, Талия. У тебя только что был нервный срыв.
Я потянулась к канатам, готовая к побегу, но рука Фостера сомкнулась вокруг моего локтя, останавливая меня.
— Талли, прости меня.
Это прозвучало так же искренне, как и другие его извинения. Мало-помалу они пробирались внутрь моего сердца.
— Я никогда не стыдилась тебя, — прошептала я. — Никогда.
Фостер мало рассказывал о своем детстве, пока мы были вместе. Однажды он привел меня на обед
— Ты можешь посмотреть на меня? — спросил он.
Я сделала дрожащий вдох и повернулась. Маленькими черными буквами вертикальной линией вдоль его ребер было выбито два слова. До этого момента я была слишком занята разглядыванием, чтобы заметить их. Потом я была слишком занят тем, что ударяла его.
Но теперь их невозможно было не заметить.
ГРАНАТОВЫЕ ПОЛЯ
— Что это? — я указала на слова, встретившись с его взглядом. — Почему у тебя эта татуировка?
Это была единственная татуировка на его теле.
Он надолго закрыл глаза, его плечи опустились.
— Однажды ты сказал мне, что твоя прабабушка любила охотиться за гранатами.
— Прапрабабушка, — поправила я.
Она, вместе с моим прапрадедом, основала Куинси. С тех пор наша семья живет здесь. Люди шутили, что нельзя бросить камень вниз по Мэйн-стрит, не попав в Идена.
И это было не далеко от правды.
Люди называли нашу ближайшую родню королевской семьей Куинси — либо в шутку, либо из зависти. Я сильно ненавидела этот термин. Мы были просто людьми, которые любили этот город настолько, чтобы остаться и строить свою жизнь в нем. Мы были семьей, которая дорожила своими корнями и своими историями, как, например, историей моей прапрабабушки.
Она любила охотиться за гранатами. К моменту смерти она собрала целую коллекцию. Большинство из них были превращены в украшения и передавались из поколения в поколение. У меня была пара сережек с гранатами. У Лайлы и Элоизы были ожерелья.
Гранатовые Поля — это место на ранчо, где она находила большинство своих гранатов, отсюда и название. Летом папа брал меня туда на охоту. Мама собирала нам обед для пикника, и мы устраивали свидание между папой и дочкой. Я так и не нашла свой собственный драгоценный камень, но это место стало для меня особенным.
Это была одна из многих историй, которые я рассказывала Фостеру о Куинси. О ранчо. Он всегда казался очарованным моим домом в Монтане, говорил, что ему не терпится увидеть его своими глазами.
И теперь он здесь.
И моё особое место было выбито на его коже.
— Я никогда не слышал, чтобы кто-то описывал место так, как ты о нем рассказывала, — сказал он. — Я мог закрыть глаза и оказаться там, стоя с тобой на лугах. Я мог видеть горы и чувствовать запах деревьев. Я мог представить дом, который ты хотела построить. Жизнь, которую ты хотела прожить.
— Зачем ты набил себе это тату?
— В качестве напоминание.
— О чем?
Он грустно улыбнулся.
— О том, что я потерял.