Гранд
Шрифт:
Его номера в списке не было.
Она со злостью бросила телефон на подушку и сказала:
– Я хочу есть. Переодевайся. Мы идем на улицу есть. Завтрак уже переварился. И я снова хочу вина.
– Как это – «переодевайся»?! – всполошился Убожка, глядя на нее с тревогой. – Я не переодеваюсь уже года три с лишним. Если только в зимнее.
– Слушай, Убожик, ты мне обещал, что поможешь не думать обо всех этих печальных вещах, ну, сам знаешь о каких. А мне сейчас и так грустно, а еще ты мне грусти прибавляешь. А ты знаешь, что с человеком делает чрезмерная печаль, правда? Это еще хуже, чем печень. Ты же сам говорил.
Убожка
– Я хочу пойти с тобой пообедать, – продолжала она. – И выпить с тобой вина. Я хочу, чтобы со мной пил вино элегантный мужчина. Утром ты был другой – и сейчас можешь стать другим. Мужчины должны меняться. Причем всегда к лучшему. Иначе они становятся скучными и невзрачными. Твоя куртка, не говоря уже о ботинках, совершенно не подходит к твоей внешности. Ботинки – вообще для мужчины очень важная вещь! Поверь мне. У меня для тебя ведь есть новые кеды…
Убожка вынул изо рта незажженную сигарету и вздохнул с облегчением.
– Так мы вроде о моих ботинках недавно в этом самом номере все обсудили и обо всем договорились в контексте их похорон на пляже… но если вы, барышня, имеете в виду только эти кеды и если они помогут вас от грусти избавить – что ж, нет никаких вопросов и я в них…
– Нет, Убожик, речь не только о кедах, – перебила она его. – К таким элегантным кедам нужна соответствующая одежда, потому что иначе они совершенно не будут смотреться. Вот в этом пакете, – она указала на бумажную сумку, – есть одежда, которая, по-моему, вполне подойдет. Ты меня очень порадуешь, если будешь так любезен и сходишь со мной на обед и выпить вина именно в этом…
– Да вы, барышня, никак из какого-нибудь ЮНИСЕФ или ЮНЕСКО или как его там. Или тут разыгрывается какой-то благотворительный спектакль, – нервно произнес Убожка, кружа вокруг лежащей на полу сумке, как будто она могла в любой момент взорваться. – Вы, барышня, хотите меня совсем преобразить, изменить сценографию и костюмы моей жизни. Так, ненадолго, на одно представление. Причем почему-то решили у себя в голове, что это для моего блага. А я бедняк, нищий, без крыши над головой, и никакая одежда, никакая стрижка и спортивная обувь этого изменить не могут, потому что пудрой гангрену не вылечишь. А вы, барышня, меня сначала напудрили, а теперь хотите задрапировать в какие-то занавески. Но на засранном окне никакие занавески, даже самые красивые, мало что изменят. Люди все равно будут видеть только заляпанные стекла.
Он наконец наклонился и поднял сумку. Осторожно вытащил из нее коробку и, бормоча что-то себе под нос, удалился в ванную. Закрыв за собой дверь, он крикнул:
– Вот увидите, барышня, своими глазами увидите…
Он долго не выходил, она даже не выдержала и постучала в дверь:
– Все в порядке, Убожик?
– Не знаю. Я особо в этом не разбираюсь, – ответил он не сразу. – Сидит-то, во всяком случае, как влитой. Ткань такая… мятая немножко – как будто собака жевала, но зато мягкая очень. Это такая одежда для пижонов и богатеев, по-моему. Для звезд каких. Если ребята меня в таком виде на Мончаке увидят – со смеху полопаются.
– А они тебя вообще узнают? – спросила она весело.
Убожка медленно открыл дверь ногой и ответил:
– Разве что по шрамам на лице.
Он стоял, опираясь на умывальник руками, и вглядывался в свое отражение в зеркале. Она подошла и развернула его лицом к себе. Сорвала
Она совершенно забыла про ремень! Убожка вставил в брюки свою старую потрепанную веревку, и удивительным образом она не только не раздражала глаз, а составляла интересный ансамбль со светло-кофейным костюмом и придавала ему налет некого озорства и легкой небрежности. Интенсивный голубой цвет рубашки оттенял глаза – и они казались сейчас еще больше и еще голубее. Теперь, когда костлявые запястья, покрытые синяками, были спрятаны под манжеты рубашки, худые ладони не пугали своим неестественным видом.
Он избегал ее взгляда. Он терпеливо сносил все, что она с ним делала, как послушный и доверчивый маленький ребенок, которого замученная, но гордая мать готовит к первому причастию и очень тревожится за его первый в жизни костюм.
Юстина расстегнула последнюю пуговицу рубашки и освободила шею Убожки из плена воротничка. Убожка снял крестик, поцеловал его и спрятал в карман пиджака.
– Я не буду светить крестом, как Кшиштоф Кравчик, – пояснил он тихо. – И потом, Иисус как-то не сочетается с этим костюмом, хотя он, как вы наверняка знаете, барышня, нищим никогда не был.
Юстина взяла баночку с кремом и начала осторожно втирать белую эмульсию в лицо Убожки.
– Ты совсем не заботишься о себе, Убожка. У тебя страшно сухая кожа после бритья.
Раздался громкий стук в дверь. Она заметила, что Убожка вздрогнул и сразу сгорбился. За дверью стоял портье, знаток чипов.
– Входите, – пригласила она, отступая к ванной. – Мне только нужно вытереть крем с рук.
Портье вошел в прихожую, покосился на Убожку, стоящего перед зеркалом, и вежливо поклонился, а потом быстрым взглядом осмотрел номер.
– Наш охранник снизу сдает дежурство и спрашивает, что делать с пляжным зонтиком, который приволок с собой этот Убожка или как его там. Ну, тот, который был с вами утром. Охранник считает, что он зонтик украл с пляжа и с ним проблем не оберешься. Вот он и прислал меня, чтобы…
Она не дала ему закончить. Взглянула на него со злостью, выскочила из ванной, встала напротив и прошипела:
– Знаете, скажите этому отвратительному пузатому засранцу в тесной форме, что он должен следить за этим зонтиком во все глаза и как можно внимательнее. Для его же собственного блага. Потому что, если вдруг зонтик пропадет – я лично подам заявление о краже. Пан Мариан Штефан Убогий, который является временным владельцем зонта, отдал его на хранение под личную ответственность охранника и очень просил о нем позаботиться, что я засвидетельствую лично и с большим удовольствием перед любым судом. И под присягой. И вообще вы вполне можете спросить обо всем самого пана Убогого! – Она возвысила голос, не скрывая раздражения.
– Пожалуйста, не надо так нервничать, – ответил удивленный ее такой резкой реакцией портье. – Я просто выполняю поручение дирекции, то есть охранника. И потом, у меня нет намерений гоняться за всякими бродягами.
Она широко улыбнулась и крикнула:
– А вам совсем и не надо никуда ни за кем бегать! Абсолютно не надо!
Она встала рядом с портье и обратилась к Убожке, который молча прислушивался к этой беседе, беспокойно то застегивая, то расстегивая пиджак:
– Мариан, ты не хотел бы поведать пану офицеру полиции, как служба охраны отеля «Гранд» в Сопоте, которой ты доверил свой зонтик, его потеряла?