Граненое время
Шрифт:
— А где Владислав? — спросила ее Мария Анисимовна. — Кормить, так всех вместе.
— Откуда я знаю? Возможно, читал на ходу, как в прошлый раз, и угодил в траншею!
— Послушай, Варвара, пора тебе остепениться.
— Это трудно, милая тетушка! Надо окончить вуз, потом сдать кандидатский минимум, потом защитить диссертацию, и лишь тогда получишь степень. Вот Надя, наша аспирантка, скоро будет остепененная, а мне ух как далеко до этого!
— Алеша, когда мы ее отделим, наконец? Может, поумнеет.
— Не отделяйте меня, не отделяйте,
Он потрепал ее за жиденькие косички.
— Избаловал на свою шею, — ворчала Мария Анисимовна.
— Не балуйте меня, дядюшка, не балуйте, не балуйте, но и не отделяйте. Смилуйтесь, не давайте нам с Владиславом отдельную квартиру!
— Перестань паясничать, садись за стол, — прикрикнула тетушка.
Варя смиренно села, взялась за ложку, но тут же фыркнула и громко рассмеялась.
— Ой, простите, пожалуйста! Это я вспомнила, как вчера играла в шахматы с Герасимовым. Прямо умора! Только он задумается над решающим ходом, как я тихонько спрошу его: «Верно ли говорят, что вы без ума от нашей Наденьки?» Или: «Неужели вы правда влюблены, Федор Михайлович?» А то еще: «Так скоро ли погуляем на вашей свадьбе?» И он обязательно сделает глупый ход. Я без труда выиграла две партии подряд, третью он играть не стал — не имело смысла.
— Очередное представление передвижного цирка...
Варя обернулась: в дверях стояла Надя.
— Ах, это ты? Присаживайся, пока лапша с бараниной не остыла, а мне надо бежать на комсомольское собрание. Опаздываю! Уже без пяти шесть, — она взглянула на свои часики и, стараясь не встретиться глазами с Надей, пошла одеваться.
— Вечная комсомолка.
— Которая и по семейным обстоятельствам не выбыла механически из комсомола! — добавила Варя.
— Перестань, опаздываешь ведь, — сказала Мария Анисимовна.
— Ухожу, ухожу! — Варя прыгала на одной ножке, разыскивая по углам второй ботик.
Алексей Викторович вышел в другую комнату, к телефону. Звонили из области. Он не сразу узнал глухой, простуженный голос Зареченцева, который ради приличия спросил, как добрался его подопечный до места, и официальным тоном сообщил, что в адрес «Асбестстроя» отгружаются два башенных крана. Алексей Викторович вяло поблагодарил за помощь, опустил трубку и усмехнулся: «Только кранов там и не хватает! Сурков, что ли, вытаскивать из нор на соседние пригорки?»
Надя ела с удовольствием. Мария Анисимовна привыкла угадывать каждое Надино желание: то супа подольет, то соленых огурчиков подрежет. У нее не было своих детей, и ее материнская любовь сосредоточилась на племянницах, без которых жизнь стала бы пустой. И если она время от времени пригрозит младшей, то это для пущей важности. Без Вари все в доме потускнеет, тем более, что и Надежда, наверное, скоро выйдет замуж.
Мария Анисимовна глубоко вздохнула:
— Нет дыма без огня.
— Вы о чем? — насторожилась Надя.
— Все
— Но что я могу сказать вам? — Надя бросила есть, положила вилку. — Что тут такого, если Герасимов ухаживает за мной?..
— А ты?
— Я? Я еще не разобралась...
— Ах, не разобралась!.. Да ты не сердись, я не хотела тебя обидеть, — Мария Анисимовна подсела к ней, заглянула в ее глаза.
— Оставим этот разговор.
— Оставить — так оставим. Только парень он не испорченный, скромный, работящий. И не беда, что у него нет образования, он интеллигентнее многих образованных.
Надя с удивлением посмотрела на нее, и они вдруг всплакнули вместе.
— Ну, довольно, — сказала Мария Анисимовна. — Иди, подыши свежим воздухом.
Вечер был теплым: впервые нисколько не подморозило. Пройдет еще месяц — схлынут мутные воды, зазеленеет пряная земля, распустятся тюльпаны, и посветлеет на душе.
Жизнь, как течение реки, которая спрямляет свой путь весной: уходя со временем все дальше от старицы, она нет-нет да и навестит ее, привольно разлившись по лугам. Вот и ты неожиданно вернешься на денек-другой в русло далекой юности...
Надя незаметно дошла до поселка геологической экспедиции. Под окнами журинского домика стоял «газик»-вездеход. Колеса обмотаны цепями: Павел Фомич, как видно, неплохо знает, что такое мартовское бездорожье в степи. Она для чего-то потрогала цепи — надежные помощники! — и повернула обратно на строительную площадку.
Навстречу попадались груженые и порожние автомобили. Они ослепляли ее режущим светом фар, сигналили, требуя посторониться. Надя, проваливаясь в рыхлом снегу, уступала им дорогу. Обгоняя ее, шоферы бросали на ветер свои шуточки, разные — терпкие, слащавые, соленые.
— Надежда Николаевна, садитесь! — крикнул Федор, гостеприимно распахнув дверцу.
— Спасибо, я дойду.
— А вы не брезгуйте, у нас в кабине чистенько, как в лимузине! — сказал шофер.
— С чего это вы взяли, что я брезгую? — сухо ответила она и, протянув руку Федору, пружинисто вскочила на подножку. Вскакивая, не придержала юбку. Стыдливо запахнула демисезонное пальто, залилась румянцем.
— Трогай, что же ты? — сказал Федор шоферу, которому бы только лишний раз взглянуть на женские крепенькие ноги.
Самосвал натужно загудел, рванулся с места, — и брызги во все стороны, и шальной свист ветра за лобовым стеклом.
Через несколько минут они уже подкатили к автобазе.
— Спасибо, — поблагодарила Надя и, не дожидаясь Герасимова, пошла своей дорогой.
Он догнал ее, взял под руку.
— Надежда Николаевна... Надя... Наденька... — сбивчиво говорил он, довольный уже тем, что она молчит.