Грани любви
Шрифт:
– Четыре рюмки «Егермейстера».
– Фу!
– Да уж, – вздыхает она. – Родители дома?
Я трясу головой, Тейлор мрачно кивает. Она тянет Стивена за разные конечности, пытаясь провести его мимо столика до лестницы. Она едва доходит ему до плеча.
– Есть глазок, да не видит? – жизнерадостно бормочет он.
– Иголка, Стивен, – отвечает Тейлор, волоча его вверх по лестнице. – Я это тебе загадывала во втором классе.
Через несколько минут я вижу, как она спускается вниз, выправляя волосы из-под воротника и закручивая
– Сраное говно, – шумно выдохнув, говорит Тейлор, и я смеюсь.
Наверно, сейчас она уйдет. Вместо этого Тейлор плюхается рядом со мной на диван, пододвигает к себе хлопья и выуживает зефирку.
– Как прошел вечер? – спрашивает она, благоухая холодным воздухом и пивом.
– Нормально, – отвечаю я и, чувствуя себя последней неудачницей, показываю на телевизор: – В основном вот телик смотрела.
– Люблю эту передачу, – говорит Тейлор.
Мы молча сидим и смотрим в экран. Мы уже целую вечность не проводили время вдвоем. Я искоса кидаю на нее взгляд. Тушь у нее немножко растеклась, и прямо над скулой чернеет пятнышко. Мне хочется протянуть руку и вытереть его большим пальцем.
– Вот, так гораздо лучше, – комментирует Тейлор, когда стилист обрезает волосы невзрачной участнице. Потом она переводит взгляд на меня: – Кстати, твои волосы мне так тоже больше нравятся. Я ведь уже говорила?
Я улыбаюсь:
– Правда?
Но они же такие короткие. Как у парней из девяностых: спереди косма, как у Девона Савы, а снизу выбриты. Я раз шесть объяснила парикмахеру, как меня подстричь, и все равно он переспросил, уверена ли я.
– Мама расплакалась, когда я вернулась из парикмахерской.
Тейлор делает круглые глаза:
– Что, правда?!
Я киваю.
– Ну, истерик никаких не было, но она полчаса просидела в кладовке.
– Клаудиа! – Тейлор называет мою маму по имени. – Ну ты чего вообще!
Она подтягивает под себя одну ногу и поворачивается ко мне лицом. Ее кудрявые, волшебные волосы все еще держатся в пучке, как по волшебству.
– Ну, я думаю, тебе дико идет.
Мне впервые приходит в голову мысль, что Тейлор тоже напилась.
– Правда? – Я безбожно напрашиваюсь на комплимент. – Не слишком похоже на Стивена?
Тейлор смеется:
– Если представить, что Стивен стал девочкой. И похож на эльфа.
Она вытягивает из миски еще несколько зефирок – сердечко, луну и радугу, – потом кладет руку на подушку. Так близко к моей, что наши пальцы соприкасаются. И не убирает руку так долго, что я даже начинаю думать, что, может, это нарочно.
– Кстати, он рассказал мне про твой экзамен на права.
– Ага. – Я оседаю в глубь дивана, вжимая голову в плечи. – Да ничего страшного. В январе пересдам.
Тейлор кивает:
– Знаешь, я же королева параллельной парковки. Могу тебя научить.
– Правда? – Я смотрю на нее
Если я ее поцелую, язык у нее будет на вкус как самый сладкий сахар.
– Конечно, – отвечает она, вставая на ноги быстро и уверенно. Значит, не пьяная. – Пойдем.
– Что, прямо сейчас? – Я осматриваю свой наряд: огромная папина кофта и фланелевые пижамные штаны в брусничках. Каждый год мама дарит нам по паре таких штанов, чтобы мы надели их накануне Рождества.
Тейлор пожимает плечами:
– А почему бы и нет?
Почему бы и нет? Я сдаюсь и натягиваю ботинки, которые мирно дремали в прихожей на боку. Мы выходим на улицу и бредем, огибая дом. Пошел снег; пушистые снежинки застревают у Тейлор в волосах. На нашей улице припаркована всего одна машина: красный «вольво» перед домом Фаулеров. Тейлор заставляет меня припарковаться за ней раз пять-шесть и каждый раз дает четкие, лаконичные инструкции. Из нее бы вышел хороший учитель. Она терпеливая и не вцепляется в сиденье, как мама, когда ей приходилось ездить со мной.
– Видишь, у тебя получается, – одобрительно говорит она, игнорируя тот факт, что я минут семь пыталась подъехать к обочине. – Гораздо лучше, чем у меня тогда. Мне пришлось сдавать город четыре раза.
– Помню, – улыбаюсь я.
Тейлор затерроризировала всех за те несколько недель. Обижалась на любую шутку и убегала из нашего дома, оглушительно хлопая дверью в припадке праведного негодования и гормональной бури. Мама, несмотря на все свое нежелание воспитывать чужих детей, была вынуждена поговорить с Тейлор и попросить ее вести себя потише.
– Можно вопрос? – внезапно спрашивает Тейлор, откидываясь на сиденье. Я киваю, на секунду забыв, как дышать. – Почему мы больше не общаемся?
Почему мы… Я трясу головой. Тейлор серьезно смотрит на меня, склонив голову.
– Мы общаемся прямо сейчас, – говорю я.
– Нет, это понятно. – Она отмахивается от моих слов. – Но раньше мы проводили больше времени втроем, правда?
– Да, – медленно говорю я.
В голове ответ звучит у меня как одна из загадок, которые они со Стивеном так любят. У кого темные волосы и костлявые руки и кто так жалко влюбился в лучшую подругу и, возможно, будущую жену собственного брата?
– Да, – повторяю я. – Правда.
Мы перестали тусоваться вместе примерно в то же время, когда Тейлор наконец сдала на права. Когда они со Стивеном наконец смогли ходить на вечеринки с алкоголем, а я наконец поняла, что не хочу становиться Тейлор.
Она слегка морщит нос и продолжает:
– Так вот… – Тейлор театрально повышает голос. – На Новый год у Бодхи Пауэрс будет вечеринка. Если у Стивена пройдет похмелье, мы собираемся пойти. Давай с нами?
Я пару секунд размышляю о том, как это будет выглядеть со стороны.