Грани матрицы
Шрифт:
– У вас трансляция идет по Интернету? – уточнил я.
Инна вздрогнула и потупилась.
– Да. Как вы догадались?
– Не придумал ничего лучшего. Да и раньше такое было возможно. А как еще можно смотреть фильмы, которые в программе стоят на завтра, если они не загружены заранее в память компьютера? По-моему, ничего сложного.
– Не скажите. Я бы никогда не догадалась, – вздохнула Инна. – Вы очень умный!
Лесть была грубой, но, как ни странно, приятной. Может быть потому, что девчонка говорила искренне.
– Кое-где
– Это неплохо, – кивнул я, пожалев, однако, что не узнаю из рекламы о том, что творится в мире сейчас. Как бы ни глупа была реклама, по ней можно отлично судить об обществе.
– Да, – мило улыбнулась Инна. Видно, телевизор смотреть любила.
– А гулять мне можно? – спросил я.
– По этажу – сколько угодно. Здесь – карантинная зона. За пределы этажа выходить не рекомендуется. Да у вас и не получится – карточки доступа к лифту нет.
– Да, конечно, – кивнул я.
Мы еще посмотрим, что у меня получится.
Как только обаятельная и восторженная медсестра ушла, измерив мне давление и температуру, я хорошенько осмотрел спальню и отправился исследовать территорию этажа. В окна ничего увидеть не удалось. Волнистое стекло пропускало свет, но через него нельзя было различить даже силуэты. И такие стекла были здесь повсюду.
«Этажом» мое узилище назвать было трудно. Из комнаты можно было попасть в длинный коридорчик. В нем было еще несколько дверей. Сначала я полагал, что это тоже палаты. Но, заглянув за первую дверь, обнаружил тренажерный зал. Другая скрывала небольшой санузел. Третья – просторную ванную комнату с ванной и душевой кабинкой. Четвертая комната была полностью пуста. Ни мебели, ни приборов. Упирался коридор в лифт. Рядом с ним не оказалось даже привычной кнопки. Только прорезь для карточки.
Впрочем, проявлять излишнее любопытство к лифту пока не стоило. Может быть, все прояснится без моего деятельного участия? Хотя, очень непохоже…
Я принял ванну. Когда тело погружалось в воду, почувствовался резкий запах дезинфицирующих веществ. Вряд ли так пахла вода. Запах, скорее всего, исходил от меня.
На полке рядом с раковиной я обнаружил электрическую бритву на батарейках и побрился. На ощупь моя щетина соответствовала трехдневной. Бриться без зеркала было трудно. Каково же было мое удивление, когда, дернув за шнурок, я вдруг раздвинул шторки и увидел зеркало, неизвестно зачем упрятанное за пластиком!
Из зеркала на меня смотрел свежий, симпатичный мужчина. Ни лишнего жира, ни худобы. Никакой измотанности – будто бы только с курорта. Я, несомненно. Только выглядевший куда лучше, чем в последние несколько лет. Неужели лежание в коме пошло на пользу? Ох, странно
Когда я дернул другой шнурок, открылся еще один встроенный в стену шкафчик. В нем было и несколько пузырьков одеколона, и крем после бритья, и шампунь, и обычное мыло! А я – то тер щеки руками, предварительно зачерпнув жидкого мыла, стоящего на раковине. Это было не слишком удобно… Помимо моющих и косметических средств в шкафчике лежали расческа и зубная щетка, маленькие ножницы и пилка для ногтей.
Осмотрев одеколоны, я выбрал «Кензо» – не самый дорогой, но для меня наиболее приятный. Красиво жить не запретишь, что и говорить! Может быть, это все-таки личный медицинский блок какого-нибудь олигарха, знакомого Леонида? Да и ладно – на одеколоне не обеднеет!
Свежий и довольный, я надел прежнюю пижаму и вернулся в спальню. Там повернулся к закрепленной в углу микрокамере, которую приметил, когда осматривал комнату. Вполне понятно, что пациент должен быть все время под наблюдением. И зачем держать около каждого сиделку? Достаточно оборудовать пост слежения с несколькими экранами.
Подняв голову, я помахал рукой и сказал в камеру:
– Хочу видеть профессора Варшавского!
Через десять минут запыхавшийся Варшавский стоял в дверях моей комнаты.
– Вы что-то хотели, гражданин Воронов? – как-то судорожно улыбнувшись, спросил профессор.
– Да, – ответил я, отметив про себя странное обращение «гражданин». Прежде он называл меня «господином», что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?
– Что же?
– Одежду, – улыбнулся я. – Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.
– Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, – утешил меня Варшавский. – Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?
– Насколько я понимаю, вы здесь главный.
– Да, почти так, – согласился профессор. – Правда, я главный по лечению… Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?
– У вас разная есть? На выбор? – спросил я.
– В общем-то да, – не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.
– Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.
Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.
– Ваша одежда утрачена, – скорбно объявил Варшавский. – Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?
– Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку – хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.