Грани жизни
Шрифт:
— Ладно, хватит, наслушались, — резко прервал Матвей. — Остается спросить, в качестве кого вы останавливаете людей на улице и оскорбляете их?
— Только в одном качестве — заместителя нашего дорогого Петра Семеновича Сковородина, большого человека, кому я предан всей душой!.. — И Трубкин так надменно поднял плечи, что бобровая шапка чуть не слетела у него с головы. Уже пятясь несколько вбок и явно готовясь отойти, он еще назойливее напомнил:
— В данный момент я единственный его здесь заместитель, я представляю возглавляемый им «сковородинский цех», и потому я главная опора его высокоответственного труда, его чести
Трубкин быстро отошел и, бесшумно шагая на толстых каучуковых подошвах, круто повернул за угол.
— Д-да… еще не приходилось мне видеть и слышать, чтобы человек так вот, одним махом, со всех сторон себя обрисовал… — недоумевал вслух Петя. — Правду говоря, я до сегодняшнего дня даже не представлял себе, что за тип Василий Трубкин… Ну, слабый, мол, техник и потому довольствуется ролью порученца…
— А у него — зубы! — презрительно сказал Гриша.
— Он что-то задумал против нас! — расстроился до этой минуты молчавший Сева.
— Ну… что он один против лас, семерых! — задорно возразил Миша. — А вы как, «чибисы»?
— Мы… ничего не знаем, — в один голос ответили братья.
— Ох, я уверен, эта бобровая шапка что-то готовит против нас! — настаивал встревоженный Сева.
— А что он нам может сделать? — вслух задумался Гриша. — Разве какую-нибудь мелкую гадость.
— Но любая его гадость, как чашка весов с мусором, может только взлететь вверх… вот так… фрр… и рассыпаться прахом! — И Матвей энергичным взмахом руки показал, как грязная пыль развеется ветром.
— А кроме того, — уверенно добавил Гриша, — то, чего мы достигли, несравнимо больше значит и сильнее 108
может влиять на события, чем его вредные и пустые выдумки.
— И все-таки, ребята, я чего-то боюсь! — вздохнул Сева. — А ты, Петя? Ты о чем думаешь?
— Мне вдруг пришло в голову, что я, пожалуй, впервые вот сейчас так возмутился чужой подлостью, что сразу же этого человека и возненавидел!.. — Петя подумал, покачал головой и повторил:
— Да, этот человек — товарищ мне по партии, а я его ненавижу… Даже как-то странно…
Вечером, рассказав матери о неприятной встрече с Трубкиным на улице и его угрозах, Петя спросил:
— Ты, мама, в партии с семнадцатого года, много людей видела… И вот скажи, как тебе казалось: естественно коммунисту возненавидеть своего же товарища по партии? И почему, например, ты или папа могли кого-то возненавидеть?
— Ясно, почему… — усмехнулась Марья Григорьевна. — В гражданскую войну мы ненавидели контриков, тайных и явных, трусов, спекулянтов, пьяниц, обжор… Как видишь, есть за что ненавидеть. Только я еще хочу, сынок, напомнить, что только та ненависть не унижает человека, для которой есть глубокие нравственные, идейные причины. В самом деле, что это значит, когда человек говорит «ненавижу»? Для меня это значит: не могу и ни за что не стану терпеть или пропускать мимо, то есть потворствовать какому-то скверному явлению, суждениям, делам и так далее. «Ненавижу» — это для меня значит: непримиримо отталкивать от себя что-то, нс давать ему ходу! — И Марья Григорьевна с силой выбросила вперед руки, а на худощавом се лице вдруг вспыхнул молодой, яркий румянец.
— Вот и ты, сынок, как я себе представляю, сегодня тоже отталкивал от себя холодное равнодушие, карьеризм и подхалимство к начальству этого пресловутого второго
— Ни за что не отступлю, мама! — пообещал Петя, но глухое беспокойство, с которым пришел домой, не исчезло. Сегодня он шел после работы с таким широким чувством полноты жизни и радости достигнутого, что каждое слово Трубкина вспоминалось теперь как нестерпимое оскорбление, после которого даже физически тяжко дышать и смотреть на белый свет.
*
Встретясь с Галиной, Петя с горечью и возмущением передал ей картину уличной встречи членов бригады с этим пресловутым «вторым заместителем». Но Галина беспечно отмахнулась и даже посмеялась над тревогами и «разными предчувствиями семерых не очень храбрых молодых людей».
— И вообще, брось ты все выдумывать об этом противном Трубкине! Это все еще зависть душит этого злыдню!.. А что папино имя он все упоминает, так это же для того, чтобы выслужиться… Карьерист, злыдня!.. Как он может ставить тебя на одну доску с собой? Я тебя люблю, ты мой дорогой и милый, и значит, для папы ты как бы родной!.. А этот кретин тебя и себя ставит на одну доску!.. Чушь какая!.. Ты лучше послушай, что папа нам написал: через три недели он будет уже в Москве!
— А мы к тому времени уже третью часть нашего общественного плана выполним в нашем экспериментальном цехе! — радостно объявил Петя.
*
Три недели пролетели незаметно. После работы за чертежным столом Петя трижды в неделю торопился в экспериментальный цех. Домой Петя попадал ближе к вечеру или к началу десятого и, переодевшись, ехал к Галине — все эти вечера Петя снова занимался с ней. Галина готовилась к сдаче зачетов и откровенно говорила, что «трусит до ужаса». Когда зачеты были сданы, они «отпраздновали победу» чаем с пирожками и мороженым. Потом, как обычно, шли гулять или в кино.
— Скоро ты меня увидишь… необыкновенной! — однажды объявила Галина. — Я буду так элегантна, так чудесна, что сейчас ты и вообразить не можешь!.. Знаешь, в последней своей открытке папка мне пишет, что купил две нейлоновые шубки, для меня и мамы. Когда в воскресенье придешь к нам, я встречу тебя в этой чудной шубке!.. Папа пишет, что она вся темно-серебристая, необыкновенно легкая и теплая. Ах, как приятно будет надеть эту шубку, чтобы ты любовался мной!
Заливаясь детски-звонким смехом, Галина шутила, кокетничала, заражая своим смехом Петю, не умеющего веселиться так бурно. Она была так ласкова и нежна, что ни одной ее просьбе или выдумке он не мог бы отказать. Ей вдруг захотелось прокатиться до Выставки достижений народного хозяйства. Петя сразу согласился и только шутя спросил:
— Но что нас толкает ехать именно туда? Ведь там сейчас пусто, снежно…
— Бессовестный! — прервала Галина. — Беспамятный! Ты забыл, как мы с тобой вскоре после знакомства однажды вечером приехали туда и гуляли там, где стоят «Рабочий и колхозница»?
— Что ты! Как я мог бы это забыть? — даже испугался совершенно растроганный Петя.
Оба сидели в машине, прижавшись друг к другу. Уличные огни, словно мчась им навстречу, бросали мгновенные отсветы на их счастливые лица.
— О чем ты думаешь, милый? — шепнула Галина и беззвучно поцеловала его.