Граница миров
Шрифт:
– Если выяснится, что Другой причастен одновременно к гибели старого мира, к разрушению ковчегов и к превращению обыкновенной женщины во всемогущее божество, – продолжал Торн бесстрастным бухгалтерским тоном, – тогда он станет главной составляющей уравнения, с которым я пытаюсь разобраться уже много лет.
Послышался металлический щелчок. Этот характерный звук издавали карманные часы Торна, когда они поднимали и опускали крышку, напоминая о времени. С тех пор как их анимировали, они заразились маниями своего владельца.
– Обратный отсчет продолжается, – сказал Торн. – Для большинства смертных обрушения ковчегов, какими мы их наблюдаем, представляют собой природную катастрофу. Но нам-то отныне известно,
Офелия зажмурилась. Налетевший ветер разогнал облачное марево, и солнечный свет внезапно обрушился на них знойным каскадом.
Теперь Офелия ясно видела Торна. Он стоял, как и она, лицом к решетке, устремив взгляд в бездонное небо, с часами в руке, неестественно прямой, слишком высокий. Золотые галуны его мундира ослепительно сверкали на солнце, но их блеск не смог заставить Офелию отвернуться. Напротив, она еще шире раскрыла глаза, желая насладиться этим сиянием. От Торна исходила такая непреклонная решимость, что она передавалась как электрический ток.
Офелия всем телом ощущала, кем он стал для нее, кем она стала для него, и ничто в мире не казалось ей более крепким, чем то, что их связывало.
Тем не менее она остерегалась подходить к нему. Вокруг никого не было – власти очистили это место от людей, – но они оба не забывали о протокольной дистанции, которую соблюдали между собой на людях. Ведь их разделяла глубокая социальная пропасть. Офелия не выдержала экзамена в «Дружной Семье» и осталась бесправной на Вавилоне. Торн же, напротив, носил имя Лорда Генри, почтенного Светлейшего Лорда.
– Евлалия Дуаль принимает тысячи разных обличий, Другой же не имеет ни одного, – добавил он. – Нам неизвестно, какими личинами воспользуются эти двое, когда наши дороги сойдутся, но мы должны быть готовы к отпору еще до того, как разыщем их. Или до того, как они разыщут нас.
Внезапно Торн заметил настойчивый взгляд Офелии, устремленный на него. Он прокашлялся, прежде чем сказать:
– Я не могу вырвать тебя у них, но могу вырвать их у тебя.
Он повторил, почти слово в слово, то, что уже говорил ей в Секретариуме Мемориала, только теперь обращаясь на «ты». Офелию беспокоило лишь одно: она верила всему, что он говорил. Торн рискнул своим именем и своим положением, чтобы окончательно избавить ее от пристальной слежки, которая была ей так тягостна и последствия которой она рисковала испытать на себе при первом же неверном шаге. Да, она знала, что Торн способен отказаться от всех своих привилегий, если это позволит ему достичь единственной, заветной цели. Он даже смирился с мыслью, что рядом с ним Офелия рискует подвергнуться опасности, – лишь бы это был ее собственный выбор.
– Мы не одиноки, Торн. Я хочу сказать: не одиноки в борьбе с ними. Арчибальд, Гаэль и Ренар разыскивают Аркантерру и, возможно, уже нашли ее. Если они убедят аркантерровцев нам помогать, ситуация быстро изменится к лучшему.
Торн скептически поднял брови. Накануне они с Офелией уже обсуждали это перед тем, как пронзительный вой сирен заставил их вскочить с постели. Но любое, даже мимолетное упоминание об Арчибальде неизменно вызывало у Торна одну и ту же реакцию:
– Он последний человек в мире, которому я стал бы доверять.
Солнечный просвет закрыла туча, и их снова обволокла
– Завтра я уезжаю, – объявил Торн под нетерпеливое щелканье своих часов. – У меня новая встреча с Генеалогистами. Насколько я их знаю, меня ждет очередная миссия, имеющая отношение к нашему делу. Итак, до вечера.
Металлический скрип возвестил Офелии, что Торн уходит. Ножной аппарат избавил его от хромоты, но это было пока единственным благодеянием, которое оказали ему Генеалогисты. Торн надеялся проникнуть в тайны Евлалии Дуаль с их помощью: все они единодушно стремились положить конец ее владычеству. Однако работа на Генеалогистов была опасна, как игра с огнем. Они снабдили Торна фальшивыми документами, но в любой момент могли отобрать их у него, а без этого прикрытия – титула Лорда Генри – он вновь становился бесправным.
– Будь осторожен!
Торн замедлил шаг, и Офелия смогла разглядеть его угловатый силуэт.
– И ты тоже. Более чем осторожна!
Он удалился, и туман бесследно поглотил его. Офелия прекрасно поняла, что он имел в виду. Она порылась в карманах тоги. Там лежали ключи от дома Лазаруса, которые ей вручил Амбруаз, и листочек с короткой запиской Елены, ее бывшей директрисы: «При случае зайдите в мой кабинет, мне нужны ваши читающие руки».
Наконец Офелия нашла то, что искала, – алюминиевую пластинку. На ней были выгравированы те же арабески, что украшали Книги Духов Семей, – код, изобретенный Евлалией Дуаль, который по сей день не был расшифрован. Эта пластинка с дырочкой посередине – следом ружейной пули – была единственной вещью, оставшейся от старика-уборщика из Мемориала. Офелию начинало тошнить при одном лишь воспоминании о нем. Он оказался одним из Духов Семей, хранителем прошлого Евлалии Дуаль, и он же смертельно напугал Офелию. Ее спас сын Бесстрашного-и-Почти-Безупречного, желавший отомстить за погибшего отца. На ее счастье, он целился старику в лоб, к которому была прикреплена пластинка. Пуля пробила выгравированный код, и старый подметальщик мгновенно исчез, растаял, как дурной сон. Исчезла жизнь, заключенная всего в нескольких строчках… Когда Офелия рассказала Торну эту историю, та ему очень не понравилась.
Она выбросила пластинку за решетку, в пустоту. Алюминий блеснул в воздухе последний раз, перед тем как исчезнуть в облачной бездне, там, куда канули несчастные обитатели этого края ковчега.
И тут Офелию обожгла мысль о ее поддельных документах. Евлалия. Она бездумно выбрала это имя – то самое имя, которое принадлежало ее противнице. Более того – ее иногда осаждали странные воспоминания. Так где же начиналась память Евлалии и где кончалась ее собственная? Как ей существовать в настоящем, если ее прошлое – такая безнадежная головоломка? Как мечтать о будущем, если окружающий мир рушится на глазах? И можно ли чувствовать себя свободной, если ее жизненный путь обречен скреститься с путями Другого? Да, она выпустила его на свободу – и теперь готова была нести за это ответственность, но винила их обоих – Евлалию Дуаль и Другого – в том, что они отняли у нее шанс стать самой собой.
Офелия дунула на туман, чтобы его разогнать. Она не упустит ни одного следа, на который укажет ей вторая память. Ведь история Евлалии, Другого, Духов Семей и нового мира началась на Вавилоне. И пусть кругом всё рушится, но она, Офелия, не покинет этот ковчег, пока не раскроет все его тайны до последней.
И она решительно отвернулась от зияющей пустоты.
Совсем рядом кто-то стоял. Какая-то тень, почти неразличимая в тумане.
Странно, власти ведь очистили квартал от людей. Давно ли этот кто-то находится здесь? Неужели он подслушал то, о чём недавно говорили Торн и Офелия? Или же какой-то человек просто пришел погоревать на место недавней катастрофы?