Граница

МакКаммон Роберт Рик

— Да.

— Они кое-что делали. Они вскрывали меня. Я думаю... мне кажется, я помню, как видел, как что-то вытаскивает мои внутренности наружу... разматывает мне кишки, как веревку. Все было в крови. Мне кажется, они выпотрошили меня... а потом засунули в меня что-то другое.

— У меня тоже имплант в шее.

— Нет, нет, я не только об этом, — решительно заявил Рэткофф, и добавил значительно тише. — Я говорю о вещах, которые могут свести человека с ума. Ты понимаешь?

— Понимаю, — ответил Джефферсон.

— Тишина, — скомандовал Воуп. — Ваша болтовня

мочится на меня.

— Тебе лучше научиться говорить получше, — осмелился сказать Джефферсон. — Если хочешь сойти за человека, тебе понадобится еще несколько уроков.

А еще сделать бы что-то с этими немигающими глазами и с этой... мертвой походкой. На деле выходило, что Горгоны были вовсе не так совершенны, как думали. По крайней мере, в области маскировки.

В ответ на это замечание в шее Джефферсона вспыхнула искорка боли, но она была краткой и служила лишь для того, чтобы показать, кто в этой ситуации хозяин, а кто раб.

Они прошли больше половины следующей улицы, когда вдруг с грохотом открылась дверь одного из домов, и из ветхой лачуги показалось двое худых бородатых грязных мужчин с винтовками.

— Тихо, тихо! — воскликнул тот, что был выше ростом. — Больше ни шагу, мистер!

Воуп достаточно знал английский, чтобы понять это. Он остановился, и Джефферсон с Рэткоффом сделали то же.

— Внутрь, — скомандовал мужчина, быстро, но угрожающе поведя в воздухе винтовкой. — Давайте, пошевеливайтесь!

— Сэр, — начал Джефферсон. — Мы не...

— Заткнись! Ну-ка быстро все тащите свои задницы в дом! Бегом!

— Вы вмешиваетесь, — полумеханическим голосом произнес Воуп. — Это не разрешено.

— Мать твою, я вас всех сейчас свинцом нашпигую! Ну! Кто первый? — винтовка повернулась к Рэткоффу. Джефферсон отметил, что маленький человек намеревается бежать, поэтому заговорил с ним самым вкрадчивым тоном истинного продавца.

— Не думаю, что это хорошая идея, Берт. Воуп, лично я не хочу, чтобы меня подстрелили на этой улице. Нам следует поступить, как нам говорят. И помни, мы нужны тебе.

Воуп смотрел на него, казалось, целую вечность. Джефферсон подумал, что винтовки выстрелят в любую, черт бы их побрал, секунду. И тогда Воуп, наконец, сказал:

— Правильно.

Они вошли в дом, и Воуп шел первым. В грязной маленькой прихожей на полу валялись пустые жестяные банки и прочий мусор. Здесь находился третий человек, и он угрожающе размахивал револьвером. Левая сторона лица его была изуродована шрамом от ожога, взгляд впалых глаз был диким, почти сумасшедшим. Чуть дальше в этой темной комнате с выцветшими обоями цвета пыли показалась тощая женщина. Трудно было предположить ее возраст или вообще что-либо о ней сказать, потому что длинные каштановые волосы падали ей на лицо, и она сидела, обнимая себя руками, и дрожала, как от зимнего холода.

— Откуда вы пришли? — спросил лидер с винтовкой, приставив ствол к подбородку Воупа.

— Издалека.

— Откуда, идиот?

— Нахер это, — выкрикнул человек

с револьвером и тоже прицелился в голову Воупа. — У вас еда есть?! Ты! Снимай рюкзак и покажи, что в нем.

— Эй, я жил в Квинсе, Нью-Йорк, — сказал Рэткофф, поднимая руки вверх. На его лбу заметно блестели бусинки пота. — Я не хочу...

— Заткнись! — шикнул на него второй человек с винтовкой. Он был седой, с вытянутым лицом и в очках, склеенных скотчем. Правая линза треснула. — Слышал, что Джимми сказал? Снимай рюкзак!

— Там есть еда, — сказал Воуп. — Для вас нет.

— Да что ты говоришь! А мы тут с голоду помираем и очень злимся из-за этого. Так что снимай рюкзак или мы тебя убьем. Ясно?

— Нет, — ответил Воуп.

— Почему он не моргает? — вдруг тонким, высоким и испуганным — возможно, даже на грани безумия — голосом спросила женщина. — Его глаза! Он не моргает.

Лидер опустил винтовку, ухватился за рюкзак и попытался вырвать его. Воуп стоял неподвижно, не мигая, пока Джимми продолжал целиться ему в голову.

— Я бы не стал этого делать, — мягко предупредил Джефферсон, но он прекрасно понимал, что не продаст им свою мудрость. Они были слишком отчаявшимися, к тому же понимали, что словами сыт не будешь. Казалось, искусно сконструированное лицо Воупа начало меняться, словно его конструкция сдвинулась, как если бы с него соскользнула резиновая маска, из-под которой пробивалось истинное лицо. Джефферсон ощутил, как в помещении зарождается и крепнет какая-то сила, что-то готовилось нанести удар, и он невольно напряг плечи и подался вперед в попытке собраться с духом.

Вдруг в коридоре показался ребенок. Это был мальчик лет четырнадцати со светлыми волосами, спускавшимися до плеч. На лице в районе челюсти у него была грязная повязка, а левая рука болталась на перевязи. Под глазами мальчика пролегали темные круги, он подошел к женщине и обнял ее за плечи своей здоровой рукой.

Джефферсон вздрогнул.

— Это и есть мальчик? — спросил он.

Воуп не ответил. Его рюкзак соскользнул к грабителю, и лицо Горгона перестало изменяться. Глаза ничего не выражали и будто смотрели в пустоту.

— Это и есть мальчик? — чуть громче спросил Джефферсон.

Правая рука Воупа изменилась. Она вдруг покрылась пятнами, а кожа обратилась в какую-то чешуйчатую материю черного и коричневого окраса. Ладонь уже вовсе не походила на ладонь — то был неестественный желтый отросток, покрытый небольшими черными шипами, и эти маленькие шипы были зазубрены и извивались, словно каждый из них был самостоятельным живым оружием. Рука — которая уже не была рукой — со свирепой силой выбросилась вперед, и ее острый отросток врезался в кишки Джимми, прошив его тело насквозь и вылетев со спины, расплескав кровь и куски внутренних органов по пыльным обоям. Позвонки сломались с жутким треском, и, когда Джимми рухнул, его пальцы сжались на спусковом курке. Оружие выстрелило прямо в лицо Воупа. Что-то, похожее на человеческую кровь, заструилось из раны, но Горгон даже не моргнул и не выказал ни одного признака боли.