Границы реальности
Шрифт:
«Господи…»
Перед Дайной сидела мать. Седая, слегка располневшая преклонных лет афро-американка в неброской синей блузке, серой юбке и такого же цвета жилетке, на плечах – белая вязаная шаль. Обыкновенная старушка, если бы не одна мелочь. Задняя часть головы у миссис Митчелл отсутствовала. На пол и белую шаль медленно сочилась кровь.
– Мама? – дрожащим голосом спросила Дайна.
– Да, это я, дочь. Удивлена?
– Но ты погибла, мама, ты потеряла сознание и упала под газонокосилку, – вытирая слёзы, прошептала женщина.
– Ты
– О Господи. – Дайна отпрянула в страхе. «Неужели всё из-за наркотиков?»
Стало очень страшно, Дайна очень любила мать, которая растила её, сестру и брата в одиночку. Отец бросил их ещё до рождения Дайны – самой младшей в семье. Мать работала на двух работах, официанткой в баре и ночным сторожем. Не жалела себя, всё отдавала детям.
«Все мы очень любили её».
Дайна очень болезненно перенесла трагическую гибель матери. Чувство вины не покидало её: я не оказалась рядом в нужный момент. У «Спаркс» как раз состоялась игра на выезде, в Детройте…
– Ты поздно вспомнила о боге, дочь, – голос матери напоминал воронье карканье, ноздри гневно раздулись, сухие руки сжались в кулаки, – но я напомню тебе, как надо себя вести!
Старуха размахнулась, рукой ударила Дайну по лицу. Женщина испуганно отпрянула назад, инстинктивно вскинув руки для защиты.
– Ты собралась бить свою старую мать? Ну же, давай, ударь меня по голове! Ударь, бездушная тварь! Ударь свою мать! – вопила старуха. Из перекошенного рта на пол выпали толстые черви.
– Ударь! – ревела она. Тело покрылось темными пятнами, сквозь которые наружу что-то пыталось выбраться.
Дайна в ужасе забилась в угол, глаза в страхе распахнулись, взгляд растеряно бегал по сторонам.
Тело старухи раздулось, громадные трупные черви падали целыми гроздями. Твари медленно наползали со всех сторон, от них негде было укрыться.
– Ударь свою мать, наркоманка, ударь в сердце, убей! Лучше вырви мне глаза, чтобы я не видела, какой ты стала! – Глазные яблоки старухи лопнули, из окровавленных пустых глазниц наружу вылезли жирные и уродливые пауки.
– Мама! Прости меня, мама!
Дайна бросилась к безобразному трупу. Вокруг кишело бесчисленное количество уродливых и страшных существ.
Слишком поздно. Твари сожрали старуху и теперь обратили внимание на Дайну.
– Нет, нет! Идите прочь! Прочь! – выкрикнула женщина, молнией бросилась к двери. Рука ухватилась за ручку, дернула.
«Что за чёрт!»
Вместо двери стоял странный старый холодильник. Дайна не отчаялась, прыжком преодолела более пяти метров, приземлилась у окна. Одернула штору.
«Я схожу с ума?»
Дайна была на грани срыва. Пустым взглядом уставилась в оконный проём, заколоченный досками. Твари тем временем всё ползли и ползли ближе к ногам.
Дайна опомнилась, отскочила
«Что, что мне делать? Бежать в гараж или лучше на второй этаж? А может, за холодильником окажется дверь? Почему сразу не догадалась?» Страх подгонял Дайну, мерзкие твари подбирались всё ближе. И вот, когда холодильник упал на пол, а в ладони оказалась ручка спасительной двери, Дайна застыла в ужасе. Из травмированного колена наружу торчала чёрная голова безобразного червя.
– Боже, нет, только не это, – прошептала женщина, в ужасе отпрянула от двери, из щелей рванулись в комнату всё те же мерзкие гады.
Тело Дайны стало покрываться уже знакомыми гнойными язвами, колено пронзила невыносимая боль. Из глаз женщины ручьем побежали слёзы.
Сил сопротивляться больше не было. Дайна упала на пол, бесшумно рыдая, наблюдала за тем, как из тела наружу лезут чёрные черви.
– Прости меня, мама, – тихо прошептали губы. Боль затихла, сознание Дайны провалилось в темноту.
Алан Гриди принадлежал к типу людей, которых хочется хорошенько пнуть под зад. Всем видом просил поступить именно так, а не иначе. Засаленные волосёнки, прилипающие к лысеющей голове, раздутые, словно у хомяка, щёки и здоровенные, навыкате, но близко посаженные глаза мутно-голубого цвета. Одевался Гриди броско и выглядел, словно сутенер, шагнувший сквозь пространство и время прямиком из восьмидесятых годов. Все сотрудники «Лос-Анджелес Таймс» втайне ненавидели его, но терпели. Начальство всё-таки.
Предыдущий главный редактор «Лос-Анджелес Таймс» Джек Оуэн был уволен в январе 2008 года за отказ осуществить бюджетные сокращения по приказу своего издателя – Гейба Миллера. Джек категорично отказался урезать расходы новостной редакции издания на четыре миллиона долларов и поплатился за дерзость своим креслом. Миллер не особо расстроился, тут же нашёл человека, готового взять на себя ответственность. Им стал Алан Гриди, шурин Гейба.
Алан урезал расходы не на четыре, как хотел Миллер, а даже на целых пять миллионов. Больше десяти процентов сотрудников остались без работы. Если до этого Гриди просто недолюбливали, то теперь плевали в спину. Начальник стал объектом ненависти всего персонала, за исключением редких лиц, занимающихся лизоблюдством.
День Алана начинался как всегда: неспешно выбрался из постели, лениво потянулся. Взгляд Гриди упал на серебристый поднос, на котором всё ещё осталось несколько дорожек кокаина. Двинулся дальше, заметил лежащую в кресле шлюху. Брюнетка разбросала длинные ноги в стороны, уткнулась носом в перила. Алан грубо пнул её ногой, та лишь выругалась сквозь сон, сменила позу и продолжила спать.
– Просыпайся, сучка, пора проваливать, – короткая ручонка схватила женщину за волосы, – выметайся. Голос у Гриди противный и писклявый, под стать подлой, развращённой и продажной натуре.