Гранит науки и немного любви
Шрифт:
– Что же изменилось сейчас? – вцепившись в подлокотник кресла, спросила я. Смотреть на Лазавея боялась, поэтому изучала цвет оставшегося на донышке чая.
– Ваше поведение. Я позвал вас, чтобы проверить догадки. Вообще-то, систему преподавания в Школе иных я в общих чертах знаю, но вы интересно рассказывали, – магистр ободряющей улыбкой скрасил сожаление в моей душе. – Нарядиться вы нарядились, надушились, но, к счастью, не играли в соблазнительницу.
– Я порядочная женщина, магистр Лазавей, я бы никогда…
Окончание
Только сейчас до меня дошло, что он понял, и резко захотелось уйти, вернее, сбежать.
– Я вас провожу: час тёмный, – заметив мои поползновения к двери, магистр встал. – Очень рад, что ошибся на вас счёт. Но вели вы себя опрометчиво.
Резко обернулась и выпалила ему в лицо:
– Смешно, наверное, да?
Лазавей опешил:
– Почему? И кому должно быть смешно? Мне? Право слово, я никогда не смеялся над чужими чувствами.
Прямое признание того, что он обо всём догадался, вызвало волну паники в душе. Вот оно, тот самый судьбоносный момент! Сейчас я узнаю, стоит ли надеяться.
Мы стояли в арке, отделявшей прихожую от гостиной. Здесь было темно, лишь отсвет камина да одинокий светлячок освещали наши лица.
– И? – с замиранием сердца спросила я. – Что-то вроде: «Мне очень жаль, но…»?
Магистр медлил с ответом, будто в чём-то сомневался. Затем с шумом втянул в себя воздух и предложил отложить этот разговор на потом. Но я желала знать сейчас и решительно шагнула вперёд, практически упершись в грудь Лазавея.
– Так что же вы поняли, магистр Лазавей, и как к этому относитесь?
– У вас настойчивость некроманта! – рассмеялся магистр. – Не хватало ещё, чтобы в горло вцепились! Хотя русалки предпочитают утаскивать на дно морское.
Воспользовавшись тем, что Лазавей не противился, не пытался скрыться от меня в темноте, осторожно положила руку на его рубашку.
– Агния! – тут же одёрнули меня, впрочем, мягко.
Но мне хотелось этого, и я встала на цыпочки, потянулась к его губам… И в этот момент отворилась входная дверь, и голос Осунты окликнул Лазавея:
– Ты не спишь? Я свет в окне видела…
Вспыхнул ещё один светлячок и вычленил из темноты идиллическую картину: я практически в объятиях магистра Лазавея. Почему почти? Да потому что на моей талии лежала одна его рука. Надо же, а я не помню, как она там оказалась. Значит, поцелуй бы мне магистр подарил, иначе бы оттолкнул.
Лазавей поспешил восстановить расстояние между нами, подошёл к Тшольке и поинтересовался, что она хотела.
Осунта напряжённо молчала, буравя меня взглядом. В нём читалась смесь удивления, презрения и злости.
Самодовольно улыбнулась в ответ и неспешно начала одеваться.
– Смотрю, у тебя гости, – процедила Тшольке.
– Да, Агния зашла по моей просьбе. Сейчас провожу её и вернусь.
– Зачем же она заходила? – похоже,
– По делу, – кратко ответил магистр и нахмурился, перехватив наш молчаливый обмен взглядами. – Вот что, иди, присядь, я через четверть часа буду.
Тшольке нахмурилась и решительно шагнула ко мне и пристально глянула в глаза. Затем обернулась к Лазавею и демонстративно положила ему руки на плечи.
– Зачем провожать её, Эдвин? – голос Осунты полнился змеиным ядом, а пальцы нежно массировали шею магистра. Она тесно прижалась к нему и обиженно фыркнула: – Не маленькая, сама дорогу найдёт. Да и с каких это пор ты так заботишься о студентках? Совсем не бережёшь себя.
– Осунта, за окном ночь, далеко не лето, да и я её пригласил, а не Агния сама пришла, – Лазавей осторожно отстранил её, что-то шепнув на ухо. – Я быстро.
Тшольке нарочито медленно разделась и по-хозяйски поднялась наверх, открыто намекая на свой статус в доме. Я ответила пожиманием плеч и сладчайшей улыбкой. Так и подмывало сказать, кто похозяйничал у неё в спальне, но сдержалась.
Если улыбка, адресованная Осунте, сочилась женским превосходством, то на Лазавея глянула ласково, с обожанием, не забыв похлопать ресницами. Вздохнула и отвернулась, деланно изучая дверь.
Тшольке не выдержала, спустилась, схватила меня под локоть и вытолкнула на улицу, бросив опешившему Лазавею:
– Совсем забыла, что у меня есть дело к госпоже Выжге. С утра собиралась сказать, но из головы вылетело. Заодно и провожу её, раз Агния темноты боится.
– Куда тебя понесло без… – окончание вопроса заглушила хлопнувшая дверь.
Тшольке клещами вцепилась в руку, сжала так, что свело челюсти от боли. С перекошенным злобой лицом она глянула на меня и прошипела:
– Держись от него подальше!
– От кого? – я ударила её по запястью: не собиралась терпеть подобные вольности в обращении. И не легонько, а со всей силы, что возымело действие: Тшольке, ругнувшись, отступила.
Осунта поёжилась от холода – на улице-то не лето, а она без верхней одежды – и буркнула, сверкнув глазами:
– Дурочкой не прикидывайся. Он мой, поняла?
– Так вам и сказал? – дерзко осведомилась я. – Вы мне кто – госпожа, чтобы приказывать и распускать руки? Не забывайтесь, а то ректору пожалуюсь, а то и в суд подам.
– Рот закрой, дрянь! – пощёчина обожгла щёку.
Тшольке нависла надо мной, встряхнула и пообещала крупные неприятности, если близко подойду к Эвину Лазавею. В подтверждение своих слов, догадываясь, что простые угрозы я проигнорирую, легко и просто отшвырнула меня магией в снег.
Сгусток боли пульсировал где-то под рёбрами, будто мне со всей дури влепили ногой. Боевая магия, мать её! И ведь Осунте Тшольке ничего за это не будет.