Гранит науки и немного любви

Романовская Ольга

– Угу, – я скорчила страшную рожу. – Дюжину замучила, а сама только палец раскровенила.

Юлианна шутку оценила и рассмеялась:

– Да наслышана. Когда тебя раздевала, ни царапинки не заметила. Повезло, что не ведьма.

Да уж, не то слово! Магичку они бы четвертовали и раздали на анатомическое пособие. А мой дух бы являлся ректору и обоим магистрам и душил их. Представила себе процесс – и проснулась. В красках – так красотень! Стала бы местным призраком – должна же приличная Академия иметь своего призрака? А то, что я в другом мире, не проблема: души, полагаю, без проблем минуют всякие там коридоры,

двери и форточки пространства.

– А кто мне сонного зелья дал? – умываясь, поинтересовалась я.

Точно помню, как вошла внутрь гостиницы, поела, поднялась по лестнице – а дальше, как отрубило. Несомненно, после чайку. Кто ж мне его заварил?

Юлианна молчала. Нехорошо так молчала.

Как была – всклокоченная и в ночной рубашке, в качестве которой использовала нательную, – направилась к ней и постаралась изобразить дракона. Не изобразила: драконы зелёноглазыми блондинками не бывают.

– Не кипятись, Агния, так лучше, – начала оправдываться магичка. – Ты нервная была, испуганная, и я решила… Магистр Лазавей разрешил.

Понимающе кивнула и, зевая, продолжила утренний туалет. А что скажешь? Драться полезешь, объяснять, что нужно было спрашивать меня, а не магистра… А потом будто обухом по голове ударило – мне ж нужно явиться на Площадь трёх измерений. Но предварительно рассказать всё магистрам.

Быстро натянула платье и босиком пошлёпала к Лазавею. Он умнее, он главный, ему и первому рассказать. И, заодно, может, помочь чем: моё стремление к лекарским опытам неистребимо. Даже задумалась: а точно ли нужно учиться на помощника мага, а не на лекаря? Мы с магистром Аластасом спелись, если б не работа в библиотеке, которую тоже любила, ассистировала бы в лазарете. Но мы же не ищем лёгких путей, да и травница не моя мечта. Травницей могла бы и дома стать, только меня к знаниям тянуло.

В коридоре столкнулась с каким-то типом, полировавшим ногти. С удивлением глянула на него: не юнец, вид солидный. Лёгкая седина в волосах… Приглядевшись, поняла, что это не седина, а волос такой – выцветший русый.

На руках – два перстня. От них магией так и фонит: по телу мурашки пошли.

А камень на шее, несомненно, амулет, так и затягивает. Даже страшно стало, когда поняла, что не могу оторвать глаз, будто утекают в глубину этих тёмных граней… Вспомнила, что пялиться на людей нехорошо, а то эти самые люди тобой заинтересуются, и поспешила отвернуться. С трудом, но удалось. Мотнула головой, отгоняя морок, и продолжила путь. Спиной чувствовала взгляд этого типа. До этого не понимала, что такое – до костей пробирает. Так вот, это именно оно.

Я намеревалась постучать в дверь магистра Лазавея, когда незнакомец шутливо окликнул меня:

– Эдвин Лазавей несколько занят, сам его жду.

Развернулась и удивлённо уставилась на владельца перстней и опасного для здоровья амулета. Запоздало поняла, что это именно тот человек, которого перенёс в Оморон магистр Лазавей. Прищурилась, вспомнив, что о нём болтал Липнер.

Так, некромант? Мой отец или?.. Что-то радостные чувства не накрыли, да и не факт, что это он. С чего я взяла, что передо мной некромант?

– У меня важное сообщение. Я вас не знаю, а вот магистра Лазавея – очень даже.

– Так и у него важное дело, – рассмеялся незнакомец. – Ты не одна, которую он «очень даже» знает.

Поняв

подтекст, покраснела. Но поставить на место наглеца – святое.

– Свечку держали, уважаемый? Нечего на добрых людей поклёпы наводить.

Незнакомец пожал плечами и вновь занялся ногтями. А в моей голове зародилось сомнение: не постучаться ли сначала к магистру Тшольке? Нет, чушь, в такое время даже мы с мужем в постели не валялись, а магистры просто дела обсуждают, а чужака не пускают. Он же, пошляк, смутить меня пытается.

Решительно постучалась. Тишина и какая-то возня. Неужели действительно? Нет, я, конечно, не мужчина, но прельститься Осунтой могла бы только под хмелем. Причём, если бы пила на спор с орками. Да и чтобы Осунта позволила кому-то собой командовать… Нет, не ляжет она тихо на спинку, прикрыв глазки, а начнёт права качать и указывать, что и как.

Воображение разыгралось, и я захихикала. И упала – а нечего облокачиваться на дверь.

Потирая ушибленное колено, уставилась снизу вверх на Лазавея и резко позабыла, зачем пришла. Нет, никакой Осунты в комнате видно не было, если только она не притаилась под одеялом или не слилась с мебелью, но кровать… Я не вовремя, однозначно, и мысли всякие в голове… Слушайте, гостиница – это публичное место, рубашку надо надевать, а то слабый пол теряет почву под ногами и идёт по кривой дорожке.

Глубокий вдох вернул мозги на место.

Мне помогли подняться и поинтересовались, зачем пожаловала.

– Так, ещё и босиком, – недовольно цокнул языком Лазавей. – Марш с холодного пола!

Я аж подпрыгнула от его окрика, только не поняла, куда бежать.

– Напугал? – рассмеялся магистр. – У вас, Агния, глаза как плошки. Просто по полу бродят сквозняки, да и пораниться можете. Так что забирайтесь с ногами на постель, а я вас внимательно выслушаю через пять минут.

Я мялась, не зная, что сказать. Это ж двусмысленно-вольготно располагаться на чужой кровати… Лазавей, видимо, понял причину моей нерешительности, заправил предмет раздора и покосился на меня – так мою нравственность ничего не смущает? Сошлись на том, что нет.

Только сейчас обратила внимание на лицо магистра и обозвала себя идиоткой. Да ему не до любовных приключений – ходить бы! Поэтому и спал долго – обессилел ведь…

– Рога выросли? – прокомментировал моё внимание к своей особе Лазавей.

– Скорее трава, – озабоченно возразила я. – Вы на мертвеца похожи.

– По мертвецам у нас Алоис Ксержик, так что вам нечего боятся. Опять какое-то зелье в меня влить собираетесь? – Лазовей недовольно прищурился, скрестив руки на груди. – Так я не подопытный кролик и не ваш муж, Агния Выжга.

Тут я обиделась. Сильно обиделась. Я к нему со всей душой – а он, скотина неблагодарная! Маг – это фунт лиха, которые другие почему-то должны расхлёбывать. Непомерная гордыня, упрямство, самомнение, уверенность, что их все обожают, что они всё могут. А уж мужчины… Помирать будут – помочь себе не дадут. Слабость, видите ли, постыдна, лучше в ящик сыграть. А болезнь, так, сама пройдёт, ветром сдует.

Не обращая внимания на моё недовольное сопение, Лазавей подошёл к умывальнику, ополоснул лицо водой и замер, опершись руками о стену. Характерная поза с опущенной головой свидетельствовала о том, что с ним далеко не всё в порядке.