ГРАС. Цикл
Шрифт:
—Ты не рассказал про вирус, а у меня боец погибает от лишая и медвежьей болезни.
— Последний раз напоминаю о конфиденциальности разглашаемой мной информации, —строго заметил подполковник.
— Я учту.
— Короче, возьмешь какой-нибудь вазелин, с серьезным видом помажешь его...
— В каком месте?
— В том, где лишай, остряк. Слушай внимательно, а потом забудь... И скажешь ему, что все, мандец. В смысле что он уже здоров. И не забудь напомнить, чтобы держал язык за зубами. И когда целуется, и вообще... Кстати, где у него лишай?
— На шее спереди.
— И ты до сих пор не понял? А ещё
Борисов хлопнул себя по голове.
—... твою мать, а я-то думал: почему одни корейцы?
— Потому. Гены такие —вот почему. Организм европейца окончательно справляется с вирусом за три недели.
—Точно, у Илюхи лишай уже на убыль пошел.
— Самое время начинать курс лечения.
— Не знаю, не знаю... Он парень догадливый. Хотя сейчас со страху может и поверить. Мы с ним уже несколько дней занимаемся такой ерундой: я его утром бужу и приказываю ему что-нибудь сделать —туалет помыть или клумбу прополоть. Он находит в себе силы отказаться и весь день после этого счастлив. Очень любит свободу и независимость. Так значит, этническое оружие? Я слышал только, что его разрабатывали в Штатах и ЮАР.
— Начали-то, предположим, японцы. Отряд 731. При разгроме Квантунской армии большинство гадов успело сбежать на остров, но несколько человек мы захватили вместе с материалами.
— В том числе профессора Орионо?
—Теперь ты понял, почему он покончил с собой? Он-то думал, что разрабатывает биологическое психотронное оружие, которое действует на всех одинаково. А когда они стали испытывать его на русских...
— Облом. Оказалось — этническое оружие.
—Да, он этого не выдержал. Когда Орионо окончательно осознал, что мы во всем разобрались и фактически получили из его рук оружие против его собственной расы, он покончил с собой. Как самурай. А ты думал — из-за этических проблем?
—Это тоже этическая проблема, —заметил майор.
— Но несколько иного плана. Моральная ответственность за опыты на людях его не беспокоила, — подполковник сделал ещё один рейс к шкафчику.
—Всё равно, у мужика были свои нравственные принципы и достоинство, —сказал с уважением Борисов.
—Самурай. Ну, давай помянем профессора.
— Мне помнится, я как-то в молодости немножко участвовал в таких делах, —задумчиво сказал майор. —Точнее, около таких дел. Тесен мир. В Анголе я тогда был, и нашей группе поручили прикрыть выход нашего человека. Я тогда совсем молодой был —то принеси, этого убей. Меня ни во что не посвящали. Только потом один друг рассказал. Тот мужик, которого мы прикрывали, рассекретил их лабораторию в ЮАР.
— Сектор 10?
— Ага. Вот тогда эти вещи стали известными.
— Американцы и в Окленде этим занимались, и не только опытами. Боевое применение тоже было. На Кубе, в мае восемьдесят первого. Лихорадка Денге, штамм номер два. 350 тысяч больных, 156 смертельных исходов, из них 99 детей. Крестоносцев моральные проблемы не волнуют. Про лихорадку долины Рифт знаешь?
— Нет.
— Практически безвредна для белых, действует на азиатов и негров. Крестоносцы — народ спесивый. Что им стоит заморить
— «Один из них утоп, ему купили гроб»...
— У них свой юмор. Им это смешно.
— А вам-то зачем этническое оружие?
— Заметь: этническое психотронное оружие. Тоже для юмора. Ты обратил внимание, какое это оружие? Помнишь последний абзац «Завещания Петра»?
— Это где азиатские войска высаживаются с двух сторон в Европу?
— Именно. Заметь: не мы это придумали.
— Да уж никак не Пётр Первый!
— Это они начали сами себя пугать, создавать образ врага, — подполковник начал вскипать, но не от водки, а от давно сдерживаемого гнева. — ещё раз говорю: не мы это придумали! Но у нас теперь есть средство реализовать на практике их самые страшные страшилки. Для России это оборонительное оружие. Ты в курсе, что китайцы, пользуясь нашей слабостью, полным ходом заселяют нашу Сибирь?
— Слыхал... краем уха.
— Теперь ты понимаешь, почему мы не мешаем им это делать? Мы их не боимся. Пусть их боятся другие.
— Принцип айкидо. Использовать силу и инерцию навалившегося на тебя противника. Толкают —потяни, тянут—толкни.
— Неплохо. Так вот, по четвертому пункту...
— По пятому.
— Японец не в счет.
— Тогда по четвертому.
— Но сначала ответь на вопрос. Ты ведь понимаешь, что у меня не от водки язык развязался. Ты просто очень удачно дал нам знать своим посланием, что ты многое про нас понял. У меня есть полномочия предложить тебе вступить в наше Братство.
Майор помолчал.
— А если я откажусь?
— Честно скажу: не знаю. Могу попробовать под свою ответственность поручиться за твое молчание — и расстанемся друзьями. Но беда в том, что ты слишком много знаешь. Столько знают только после нескольких ступеней посвящения, а ты даже не член Братства. По закону такой человек долго не живет, даже если он очень молчаливый. Как бы мы могли иначе держаться в тени почти триста лет?
—Так долго?
— Пока не пришла кому-то в голову вздорная идея хранить секретную информацию на компьютере. Но майор Борисов — это ведь не мировая общественность, правда? Долго, говоришь? Да, долго — в наших рядах были Меншиков и Волконский, Бенкендорф и Грибоедов.
— Веселая компания. Но мне в неё что-то не хочется.
— Усложняешь, Юрий, усложняешь. У нас есть люди самых разных политических убеждений.
— А, так у вас там бардак. То-то я смотрю, вся Россия на ушах стоит.
— Не прикидывайся дурачком. Ты уже понял главное, и я это знаю. Россия стоит на ушах, потому что у неё такая историческая роль. Да, мы ей немножко в этом помогаем, время от времени макаем мордой в грязь, чтобы злее была. Стагнация на обществе отражается дурно, глисты заводятся. Ты же видел, что творилось в Афгане. Ведь продавали духам всё, бензин, боеприпасы —а значит, боевых товарищей, Родину. А как мародерствовали? Подвиги тоже были. Но какое жлобство на войне вскрылось! Вот это был для нас последний звоночек: зажирели, перестали друга от врага отличать, пора макнуть. Так вот, жлобина: смотри, смотри, сволочь, вот он враг, в дом твой входит, грабит, бабу твою насилует, дом спалил —а ты брюхо отрастил до того, что даже из грязи не можешь подняться! Русский непобедим, когда зол. Все остальное время он спит.