ГРАС. Цикл
Шрифт:
Это тоже национальный позор. То, что они устроили с этой шлюхой. Вот их система уже забарахлила, забилась, льёт дерьмо им на голову —а они всё ещё думают, что в душе моются. Пусть. ещё ведь не всем нашим баранам понятно, пусть полюбуются. Ну, давай ещё тяпнем. Долго сидим, я сейчас закуски принесу.
Тимашов вернулся с ветчиной, хлебом, банкой соленых огурцов и сделал ещё один рейс к шкафчику.
— Ты извини, у меня скромно, по-простому, не как в Кремле.
— Да я и не люблю, когда нескромно.
— Ну, поехали. По злополучному пятому пункту.
— Так мы ещё не договорились.
—
Выпив, он продолжал:
— Ты извини, наболело. Так на чем я остановился? Стоп, не говори, я помню: на нашей одураченной интеллигенции. На ней можно не только остановиться, на ней следует потоптаться.
Конечно, ей обидно, семьдесят лет ей якобы не давали думать. В основном о том, какой должна быть власть. Дошло до того, что интеллигенция думать разучилась совсем. Знаешь анекдот: идет интеллигент по улице, никого не трогает, культурный такой. Подбегает сзади мужик с вилами и —раз! Интеллигент: Ой-ей-ей-ей! Мужик: А ты как думал?
Так вот они думали... подавайте нам демократию и равноправие! Ну, нате. Нет-нет-нет, Михаил Сергеевич, чтой-то вы под полой прячете! Давайте сразу всю! Ну, нате. Ой-ей-ей-ей! Нет, вы нам лучше просвещенную монархию устройте — защитите нас от мужиков с вилами! Так извините, ребята, а как же равноправие и демократия? Как же с принципами быть? Вы же просили? Уже не надо? Вы уверены? Точно? Можно уже вводить некоторые ограничения свобод? Можно? Вы не передумаете? —Тимашов вздохнул. —Самое интересное, что когда снова введут жесткий режим, они снова завопят: «Подайте нам демократию!» Они ещё ничего не поняли. До сих пор не врубились. Настоящая власть всегда была и должна быть тайной, а над ширмой можно выставить любую куклу. Любую, но это каждый раз требует невинных жертв, а эти просвещенные болваны все кричат: «А покажите нам другую куклу — мы от этой устали! Нет- нет, эта некрасивая — дайте третью!» Потому что убивать и пачкаться — не им, а нам с тобой.
Американцы в погоне за стабильностью даже в гены залезли, ищут там дьявола —и на нас сваливают. Подбрасывают общественному мнению идейку, что если возмутителей спокойствия время от времени отстреливать, то все остальные заживут счастливо. Тоже ерунда. Вот это лицемерие с головой выдает братьев-мальтийцев, тех, кто хотел бы остаться единственными князьями мира сего. Мы не отдадим им эту страну. Так нам первый Великий магистр Александр Данилыч Меншиков завещал. Мы тут живем.
Неужели кто-то всерьез решил, что нас победили? Гипнозом? Как вы говорите, виртуальной реальностью? Жлобскими ценностями? Или регалиями крестоносцев?
Пусть тешатся братья-масоны. Пусть ведут нас, как тот крысолов. Мы пойдем и даже поучаствуем. Пусть строят со всей серьезностью и страстью небоскребы из людей и «Виагры». Но когда будет видно, наконец, на чем у них все держится — они услышат наш смех. Николаич, брось дурака валять, скажи мне сам, в чём духовное завещание Петра? Не то, поддельное, которое мы ради шутки сделали своим священным текстом, а настоящее,
— Не быть спесивым — и уметь сбивать спесь с других. Не закоснеть от избытка серьезности. Прикапываться побольше.
—Умница! Так, встали... за Россию. —Они выпили стоя, сели. — Такая у неё историческая роль. Юродивый, шут, но шут —вовсе не обязательно уродливый карлик. Это может быть здоровый ловкий мужик, как сам Пётр. Или вот Шико — Дюма читал?
— Конечно.
— Шут-государь или шут, государями управляющий — но кто скажет, что эта роль почетна? Завидна? Пусть, дурак, попробует...
Глава 8
Степени посвящение
Абрамцево. 8 августа 1999 года. 20.11.
Солнце скрылось за горизонтом. Подполковник Тимашов и майор Борисов беседовали уже четвертый час, на столе стояло пять опустошенных бутылок, а в шестой ещё немного оставалось. Но офицеры российской службы безопасности славятся своей загадочной аномальной способностью не пьянеть от любого количества водки. Им предстояло ещё вернуться на машине в столицу — причём благополучно.
— Слушай, кому пришло в голову заслать в наш здоровый... я бы сказал, в наш здоровенный коллектив эту девку? —спросил Борисов.
— Знаешь анекдот про двух ковбоев: один спрашивает: «Чего это от тебя так воняет?» Второй рассказывает ему длинную историю о своих приключениях, а в конце выясняется, что это просто пахнут его носки.
— Черт с тобой, давай длинную историю.
— Пацаны у тебя хорошие, современные, веселые. Для жестких структур страшно неудобные. Ты знаешь, кадровый отдел и внутренняя служба пытались к ним ко всем подобрать ключик. Разумеется, мне это известно по неофициальным каналам. Угадай, что получилось.
— Попробую. Ренат сослался на плохое знание русского языка и отказался.
— Но ему не поверили и всё-таки уломали. Он, мерзавец, стал изредка писать короткие записки. Всё больше о нехватке радиоаппаратуры, кляузничает на центральный склад и в каждом слове делает по три ошибки. Что ни донесение — просьба обновить автопарк. Объясняли, внушали, о чём —то есть о ком надо писать... Не понимает. О группе ни слова.
— Илюша согласился сразу же и стал писать много.
— Даже очень много. И такое стал пороть... Хотели уже комиссию собирать, расследование начинать. Или обследование. Потихоньку проверили: ни слова правды. Можно было сразу догадаться. Разве можно поверить, например, что Ларькин большую часть времени занимается дрессировкой морских свинок?
— А про меня что?
— Материшься много.
— Так это правда. И всё? Боится.
— Уважает. А вот прапорщик Ахмеров конструирует подземный танк, стреляющий радиоуправляемыми подземными торпедами. Большаков сигнализировал, что это может быть опасно для московского метрополитена.
— Это серьёзно. Я бы поверил.
— Но руководство оказалось мудрей, оно всё-таки не поверило. Не будь он таким гадёнышем, он бы уже давно был капитаном. Но если бы не был таким талантливым, его бы давно вышибли из Службы.