ГРАС. Цикл
Шрифт:
— Что ты такой странный способ встречи выбрал? В кабинете нельзя было? — спросил майор. Он хотел еще добавить: «Сам позвонить не мог?» Борисова удержало легкое, мимолетное, но явно неслучайное прикосновение пальцев полковника к его кисти. Юрий Николаевич замолчал, а Тимашов беззаботно ответил:
— Не мог. Служебного телефона твоего я не знаю, не положено нам, смертным. А по-домашнему это надо до вечера ждать, да и то ещё неизвестно, застану ли. Поэтому пришлось по команде тебя вызывать, как полагается. Дело срочное, с вашими анимальными аномалиями связано, не хотелось время терять.
Насчет
Борисов присмотрелся к скрипачу, сидевшему на скамейке и мастерски игравшему на заказ разные мелодии, и сказал:
— Я как-то раз шел мимо него вечером. Дело зимой было, мороз. А он тут пилит. Кому «Семь сорок», кому что, а какой-то глупышке «Голубой вагон» за пятьдесят копеек. Мамаша, видно, на большее не раскошелилась. Я подошел и тоже дал ему полтинник, только бумажный, синенький. А он тут же собрался и ушел. Надеюсь, он не обиделся.
— Вряд ли. Когда ему ничего не заказывают, музыкант играет то, что хочет, — заметил Тимешов.
— Ясно. Он сыграл то, что хотел.
Они свернули направо и пошли по направлению к Тверскому бульвару. В одном из переулков, как оказалось, полковника ждал «мерседес» последней модели. Несмотря на свой квасной патриотизм, Вятич любил комфорт. Тимашов сел за руль, однако двигатель заводить не стал, объяснив:
— Можно было бы, конечно, и покататься, да уж больно хорошо сидим. — Он откинулся на спинку сиденья и продолжил: — Значит, спрашиваешь, почему так сложно? А мне стало известно, что твой начальник решил за тобой по-свойски этак присмотреть. Отеческое внимание, не более того. Отследить, что за дела в последнее время вокруг тебя творятся. Почему ты так часто становишься участником операций, проводимых соседними и сопредельными отделами.
— А порой и запредельными. Такими, как твой, — добавил Борисов.
— Говори уж сразу: беспредельными. Ты не это имел в виду? — усмехнулся Вятич.
— Владимира Константиновича можно понять.
— Ну вот, поэтому и пришлось действовать через него. По-товарищески, честно и открыто. Зачем ему лишний раз убеждаться в том, что я знаю телефонный номер твоего хуторка в Хлебниковом? Да и в кабинете ты мог брякнуть что-нибудь лишнее, со своей комсомольской прямотой. Мог начать выяснять отношения. А он мне там дополнительный жучок впендюрил — и к стационарной телекамере подключил втихаря. Думает, что я не знаю. Знаю — это и еще кое-что, но тебе не скажу, учитывая твою честность и любовь к субординации.
— Про любовь к субординации — это ты загнул. Обижаешь. Просто Яковлев на редкость порядочный начальник, — ответил майор. — Так что ты хотел мне сообщить?
— Сообщить чего-то конкретного могу не очень много, скорее, поделиться соображениями. Да вот листочки эти хочу тебе вручить, -- Тимашов вынул из-за сиденья три плотных листка, судя по виду фотокопии каких-
— Откуда ты всегда знаешь, чем я занят? — тихо, без особого интереса проворчал Юрий Николаевич.
— Как говорит один наш общий знакомый, мы тоже не траву кушаем.
— Что просишь? — Борисов взвесил на руке листочки.
— Безвозмездно, то есть даром. Не веришь? Мы просто не смогли расшифровать эту грамоту. Может, твои соколы сумеют. Или птахи. А если сумеют — ты уж не забудь, где взял эти листочки.
— Ключевые слова?
— Думаю, «Украина» будет обязательно. Не знаю только, на каком языке. Возможно, «Белоруссия» и «Россия». Что-нибудь из Апокалипсиса. «Звезда Полынь», например. В общем, Чернобыль.
— Дозволено будет малограмотному узнать обстоятельства перехвата?
— Наш человек скопировал депешу, которая пришла в городок Стрый одному украинцу от одного, условно говоря, американца — сам понимаешь, какой национальности. Той самой, которую я больше всего не люблю. Украинец передал ее дальше, в Киев. Мы смогли расшифровать только небольшой кусок, в самом начале. Дальше идут инструкции, написанные, сам видишь, каким алфавитом. Иврит — не иврит, арабский — не арабский, черт знает, что такое. Может, Большакову это по зубам окажется. Хотя, и ему тоже навряд ли.
Юрий Николаевич пробежал глазами прилагавшуюся к листкам карточку с раскодировкой первого абзаца послания. Писавший, который именовал себя в первом лице множественного числа — «мы», после краткого приветствия и пожелания успехов в деле национального освобождения Украины, сообщал о том, что пришла пора переходить ко второму этапу. Для чего предлагалось передать, чтобы некий Скорпион дал свободу действий агенту по кличке Джинн, каковой, по замыслу автора, должен был начать поиск и вербовку агентов, отвечающих необходимым требованиям и способных выполнить те планы, которые Джинн вынашивает. Второй; этап назывался «Днем Саранчи». Велено было начинать его не на востоке, а на севере, именно там, где, по имевшимся у автора данным, сложились наиболее благоприятные условия. Указывались приблизительные сроки прибытия груза лекарств: первая партия должна была прибыть в октябре по известному адресату каналу в Одессу. Более точные сроки автор письма обещал назвать позже. Нижеследующее письмо предлагалось довести до сведения товарищей.
— Ты думаешь, это письмо связано с содержанием записки?
— Не обязательно, — сказал Тимашов.
— Каким был, по-твоему, первый этап их операции?
— Ты правда такой наивный или прикидываешься? Взрыв Чернобыльской электростанции.
— Серьезно? Какой маньяк мог на такое решиться? Ты же, вроде бы, не шутишь такими вещами? — забеспокоился Борисов.
— Все к тому сходится, хотя прямых доказательств у нас до сих пор нет. Ловко было проделано. Но есть перехваченные шифровки вроде этой, которые указывают, что взрыв готовили наши братья-крестоносцы на Западе. Они его назвали «Звезда Полынь» и специально выбрали атомную станцию с таким названием, чтобы переводилось соответственно.