ГРАС. Цикл
Шрифт:
— Сначала я подумал, что на острове располагается какая-то аномальная зона, этакая черная дыра или миниатюрное подобие бермудского треугольника — выход в другое измерение, куда и угораздило провалиться этого паренька. Повышенный фон радиации, присутствие электромагнитного излучения мои предположения только подтвердили. Но вот что удивительно: на том самом острове, где парнишка как бы пропадал, я на всякий случай взял горсточку земли и отдал другу — он работаете НИИ геологии, — чтобы он провел спектральный анализ.
— И он обнаружил присутствие в
— Да, вот именно. — Кузнецов оживился и машинально налил себе уже пятую чашку чая. — Вы понимаете, что это означает?
— Это означает, что на этом островке могло какое- то время находиться некое тело внеземного происхождения.
— Это же контакт, вы понимаете? Тот парнишка вступал с ними в контакт... Только одно меня несколько, честно говоря, смущает. — Кузнецов снял очки и принялся протирать линзы. — Никто ничего не видел.
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, существует огромное количество свидетельств очевидцев, наблюдавших какие-то светящиеся точки, шары, летающие тарелки и прочие НЛО. Измерения никакой аномалии не показывали, а люди какие-то непонятные летающие объекты видели. Здесь же все наоборот: аномалия есть, и аномалия, по всей видимости, внеземного происхождения, а очевидцев, заметивших хоть какой-нибудь хиленький неопознанный летающий объект, нет.
— Может быть, они просто не заметили? — Ларькин, до сих пор скромно помалкивавший в углу, решил всё-таки вступить в разговор.
— Может быть. Но это очень странно. Я, знаете ли, не первый год занимаюсь уфологией, устных свидетельств очевидцев предостаточно, есть даже фотографии неопознанных летающих объектов.
— Кстати, о фотографиях. Вы их как-то по-особому делали, в рентгеновских лучах, например?
— Да ничего подобного! — всплеснул руками уфолог. — Обычной камерой, старенькая «Москва», без вспышки, естественно. Вот, полюбопытствуйте.
Грасовцы полюбопытствовали. Освещение было, видимо, очень плохим, изображение неярким, затемненным, но контрастности хватало, чтобы различить песчаный берег, заросший покривившимися деревцами, воду. У самого берега светлело яркое пятно в виде неровного овала. При желании его можно было принять за дефект пленки или фотобумаги.
— Н-да, — сказал Борисов. — Слушайте, «Москва» — это такая древность. К ней уже и фотобумага не выпускается, по-моему.
— У меня был запас.
— Срок годности, наверное, истек давным-давно?
— Не верите. Я вас понимаю, — спокойно сказал Кузнецов. — Люди очень часто просто хотят верить в чудо — ну, и видят то самое чудо, которое хотели видеть, а фотографии очень часто оказываются просто искусно сделанным монтажом. А в Митяеве настоящие чудеса просто сами собой происходят — и никто ничего не видел.
— Ну, насчет неверия митяевцев в чудеса, по крайней мере, какой-то их части вы, дядя Валя, не правы. — Ольга встала из-за стола и переместилась на свой любимый ободранный диван.
— В смысле? — Борисов строго посмотрел на эту раскрасавицу, пытающуюся влезть в серьезный
— В Митяево ведь есть довольно крупное поселение хлыстов. Это секта такая, занимающаяся различными духовными практиками.
— Оленька у нас вообще-то филолог, но занимается этнографией и историей религий, — сказал Кузнецов, заметив сердитый взгляд Борисова. — Она приезжала в Митяево полюбоваться на своих замечательных хлыстов. Там мы с ней, собственно говоря, и познакомились.
— Так вот, — ничуть не смутившись демонстративным недоверием Борисова и обращаясь, главным образом, к Ларькину, продолжала Ольга, — хлысты эти, между прочим, на свои радения иногда выезжают — куда бы, вы думали? — на острова. Потому что ждут общения с ангелами. Понимаете? Значит, этих «ангелов» кто-то уже видел, и предание об этом живет в общине.
— Только сектантов нам не хватало, — сокрушенно вздохнул Ларькин и наивным голосом спросил: — Хлысты, они что — мазохизмом, что ли, увлекаются?
— Ну что вы. — Ольга иронично улыбнулась. — Это миф, народная, так сказать, этимология. Название «хлысты» пошло от слова «христы», как они сами себя называли. А народ — нормальный, православный — потом уже переделал, ну и пошли легенды о самобичевании. Самое интересное, что хлысты с новым названием постепенно смирились и теперь сами себя хлыстами называют.
— Об этом стоит, пожалуй, рассказать поподробнее, — смягчился Борисов, — поскольку Виталий в Митяево поедет под видом филолога-фольклориста. Давайте поступим таким образом: вы расскажете Виталию о великой хлыстовской вере, а Валентин Евгеньевич посвятит меня в детали своих исследований. Договорились?
Кузнецов согласно кивнул головой и предложил Борисову пройти для разговора на кухню.
R.
— Биология с её отрядами и подвидами — это теория, — говорил Пётр Васильевич. — А тебе, Виталий, нужна практике.
Карьера ученого мужа, проводящего своё время в залах научной библиотеки и постоянно занятого написанием какого-нибудь очередного научного труда, смешила теперь самого Ларькина.
К тому же его мудрый куратор говорил, что, сидя в каком-нибудь вонючем болоте, кишащем разнообразными мерзкими тварями, главное выжить, а не понять, к какому подвиду относятся всё эти карликовые вампиры.
Поэтому, закончив химфак, Виталий поступил на медицинский: во-первых, природная склонность к естественным наукам сыграла свою роль, во-вторых, подсознательно Виталий чувствовал, что умеющий профессионально убивать должен уметь и лечить.
Студенческая жизнь в медицинском институте не такая, как в университете. Во-первых, Виталия сразу же поразила какая-то железная, военная дисциплина: посещение всех лекций обязательно, практических занятий — тем более. Пропущенные занятия необходимо отработать; думать не обязательно, главное — зубрить.