Грата
Шрифт:
— Свяжите Старого скотчем, — приказал Рэм. — Рот можно не заклеивать, он и так говорить не сможет. Но глаза — обязательно.
— Вот же скотина какая, — один из пилотов пнул Старого тяжёлым магнитным ботинком.
Рэм поморщился, но защищать бандита не стал.
Ченич обернулся к Кифаре. Начальник служб охраны так и сидел с белым перекошенным лицом, нужно было как-то привести его в чувство.
Рэм не стал ждать, пока весь экипаж очнётся от морока. Жестом вернув на навигаторский пульт россыпь символов, он приказал техникам поднимать
Техники запыхтели, пытаясь привязать её заново к системе, из которой так старательно выковыривали. Ломать не строить.
Люди Кифары отчитались Рэму о завершении операции. И когда стальная плита кое-как поднялась, открывая коридор и столпившихся там охранников, парень вышел к ним первым.
Следом Ченич вывел Кифару. Сотрудники должны были видеть, что шеф цел, хоть и слегка помят.
Да, Старый рассчитал почти правильно. Имперцы, никогда не сталкивавшиеся с психическим насилием, должны были впасть в ступор. Быстро. И все как один.
Устоял Ченич, имевший дело со знатью. И Рэм (нужно бы глянуть уже, что это за первый пилот Дерен, так выучивший мальчишку).
Рэм только валял дурака, изображая оцепенение. Давал противнику возможность ощутить себя победителем. А сам ждал, пока маячки охранников доберутся до согласованных точек атаки.
Ченич во время боя чата не видел, и секунды текли для него невообразимо долго. Но сейчас он взглянул на часы, на россыпь маячков, и усомнился, что всё так просто. Парень откровенно тянул время.
Хотел проверить, нет ли у Старого ещё одной неожиданной подставы, вроде сидящего в засаде Ули?
Изучал реакцию экипажа корта на психическое воздействие? Тренировал людей?
Неужели он понимал, что экипажу не будет особенного вреда от леденящего взгляда Старого, если соблюдать меру и правильно ставить акценты? Ведь из таких вот «прививок» и складывается впоследствии иммунность к психическому насилию.
Но откуда мог это знать имперский военный пилот?
Горец всё ещё шёл параллельным курсом, но замолчал, не понимая, что ему теперь делать. Бежать? Стрелять по корту с риском угробить подельников?
Ченич надеялся, что до стрельбы не дойдёт. Первым правилом таггеров было: сам удирай, а товарищу погибать не мешай.
Оба пилота внимательно следили за бандитским крейсером, пока Рэм инструктировал людей Кифары.
Вернувшись за пульт, парень сам вызвал Горца.
— Ну? — спросил он. — Есть у тебя, что предложить на выкуп? Старого я не продам, а вот остальных — почему бы и нет.
— А чё тебе надо? — хриплым от удивления голосом спросил Горец.
— Я бы тебя купил, — нахально предложил Рэм. — Давай махнём четверых твоих людей на тебя? Мне крупный заложник поинтереснее будет, зато четыре жизни за одну выручишь. Прославишься среди своих. Песни про тебя сложат.
Ченич сумел сдержать улыбку. И пилот, сидящий рядом с Рэмом тоже. А вот Кифара, не сразу понявший шутку, сначала
— Да ты издеваешься! — заорал Горец.
— Магнитная помеха вест-вест-надир, — испортил развлечение экипажу пилот.
— Неужели патруль? — обрадовался Ченич.
Но радости на лицах пилотов и Рэма не было, и он покосился на Кифару.
Тот терзал подбородок, напряжённо всматриваясь в экран.
Помеха была слишком слабой для патрульного крейсера. Похоже, пожаловал неведомый перекупщик, которому начальник службы охраны корта Ором Кифара вёз свой контрабандный груз.
Имперский спецоновский крейсер «Персефона». Капитанская рубка
— Господин капитан… — дежурный обратился негромко, понимая, что отвлёк капитана Пайела от закупок.
В капитанской спецоновского крейсера «Персефона» было тихо и как-то по-особенному уютно. Свет был приглушен, мягко светился гелиопластик огромного пульта, подковой охватывающий три ложемента.
Один из них был свободным. Капитан и дежурный по капитанской коротали время вдвоём — на крейсере была поздняя ночь.
Дежурный вывел над пультом голограмму звёздного неба в районе Кьясны, чтобы успокоить начальство знакомыми созвездиями.
Команда любила своего капитана. Дежурные старались порадовать его какими-нибудь мелочами. Но и любимые капитаном орехи тоже безжалостно воровали из подвешенной у поручня вазочки.
Сегодня добыча орехов была легитимизирована. Моложавый на вид капитан и такой же зелёный дежурный вместе пили чай и заедали орехами.
Капитан выбирал келийские, а дежурный тащил всё без разбору, раз разрешили. Орехи в капитанской обладали для него какой-то особенной притягательностью. Наверное, ворованные вкуснее.
Сидели молча. Лишь иногда перекидываясь от скуки репликами.
Дежурный надзирал за корабельными системами, но не особенно напрягался. На рапорте в это время стояли все, кому было положено. И капитанский пульт шёл не первой, а третьей линией контроля. После рапорта и навигаторской.
Капитан мог бы уже отправиться спать, но шёл технический аукцион по запчастям, и ему тоже приходилось на нём висеть. Оставь там одного зампотеха, капитана Келли, так он столько всего накупит — ещё один крейсер можно будет собрать. Или два.
— Кто вызывает? — так же негромко спросил капитан.
— Регент дома Паска, господин капитан. — Дежурный с сожалением покосился на вазочку с орехами. Похоже, перекус кончился. — Вернее, связист «Колонны», но это корабль регента. И он последнее время не покидает его.
Капитан кивнул и со вздохом закрыл подключение к аукциону. Вот оставь Келли одного, ага… Ой, чего он сегодня накупит…
Аттерахатт Эльген Реге Линнервальд, человек с лицом хатта, был регентом Дома Аметиста (на языке содружества Дома Паска) при несовершеннолетнем наследнике Эберхарде Ильяме Имэ.