Гравий

Манро Элис

Снег волшебным образом таял на глазах. На деревьях всё еще не было листьев, и мама заставляла Каро по утрам надевать пальто, но из школы она возвращалась, волоча его за собой.

Мама сказала, что ребенок оказался двойней, но доктор сказал, что нет.

– Чудесно, - сказал Нил по поводу двойни. – Что там эти доктора знают.

Гравийный карьер до краев наполнился тающим снегом и дождевой водой, поэтому Каро была вынуждена огибать его по кромке на пути к остановке школьного автобуса. Это было маленькое озеро, тихое и ослепительно сверкавшее под ясным небом. Каро без особой надежды спросила, можно ли нам там играть.

Мама

сказала, чтобы мы не сходили с ума. «Там должно быть двадцать футов глубины», - сказала она.

Нил сказал: «Может быть, десять».

Каро возразила: «Прямо возле кромки не должно быть».

Мама сказала, что именно так и есть. «Он просто осыпается, - сказала она. – Это не то что пойти на пляж, какого черта. Просто держись от него подальше».

Она начала довольно часто использовать ненормативную лексику, вероятно, чаще, чем Нил, и в более раздраженном тоне.

– Собаку тоже нужно держать оттуда подальше? – спросила она у Нила.

Нил сказал, что это не проблема: «Собаки умеют плавать».

Суббота. Каро смотрела со мной «Дружелюбного великана», и ее комментарии всё портили. Нил лежал на диване, который раскладывался в их с нашей мамой кровать. Он курил свои любимые сигареты, которые нельзя было курить на работе, поэтому он был вынужден делать это в основном на выходных. Каро иногда начинала ему надоедать, упрашивая дать попробовать сигарету. Один раз он разрешил ей закурить, но велел не говорить об этом маме.

Но я была там, поэтому обо всём рассказала.

Началась паника, но без скандала.

– Ты прекрасно знаешь, что детей это убивает подобно пуле, - сказала мама. – Никогда больше.

– Больше никогда, - согласился Нил. – А если их кормят такими ядовитыми отбросами, как рисовые хлопья?

Сначала мы совсем не виделись с отцом. Потом, после Рождества, был разработан план субботних встреч, после каждой из которых мама спрашивала, хорошо ли мы провели время. Я всегда отвечала «да», именно это и имея в виду, поскольку считала: если вы ходили в кино или смотрели на озеро Гурон, или ели в ресторане, это означает, что вы хорошо провели время. Каро тоже отвечала «да», но ее тон давал понять, что мамы это не касается. Потом наш отец улетел в зимний отпуск на Кубу (мама отметила это с удивлением и, может быть, с одобрением) и вернулся с затяжным гриппом, из-за чего посещения прекратились. Предполагалось, что они возобновятся весной, но этого уже не произошло.

После того как телевизор был выключен, нас с Каро отправили погулять на улице и подышать свежим воздухом, как сказала мама. Собаку мы взяли с собой.

Выйдя на улицу, мы первым делом развязали шарфы, которыми мама нас укутала. (На самом деле, хотя мы и не могли сопоставить эти два факта, чем глубже она погружалась в свою беременность, тем больше вела себя как обычная мать, по крайней мере, когда дело касалось шарфов, которые нам были не нужны, или регулярного питания. Больше не было такой борьбы за слияние с природой, как до падения). Каро спросила, что я хочу делать, а я ответила, что не знаю. С ее стороны это была формальность, а с моей – чистосердечная правда. Мы позволили собаке вести нас, куда глаза глядят, и Блитци пришло в голову пойти посмотреть на гравийный карьер. Из-за ветра появились маленькие волны, мы быстро замерзли и снова обмотали шарфы вокруг шеи.

Не знаю, как долго мы просто бродили у кромки

воды, зная, что нас не могут увидеть из трейлера. Спустя некоторое время я поняла, что нуждаюсь в инструкциях.

Мне нужно было вернуться в трейлер о чем-то сказать маме и Нилу.

О том, что собака упала в воду.

Собака упала в воду, и Каро боялась, что она утонула.

Блитци. Утонула.

Утонула.

Но Блитци была не в воде.

Она могла быть. И Каро могла прыгнуть в воду, чтобы спасти ее.

Уверена, что я продолжала выдвигать какие-то аргументы в пользу того, чтобы она этого не делала, не делай этого, это могло бы быть так, но нет. Кроме того, я вспомнила слова Нила о том, что собаки не тонут.

Каро велела мне делать то, что мне сказали.

Почему?

Я могла говорить всё это, а могла просто стоять там и не подчиняться, и стараться придумать другой аргумент.

Я могу представить, как она достает Блитци и трясет ее, а Блитци цепляется за ее пальто. Потом она возвращается, Каро возвращается и бежит в воду. Бегает, прыгает, делает всё, что обычно делают, вдруг оказавшись в воде. Но я не могу вспомнить сам плеск воды, удары по воде, один за другим. Ни сильных, ни слабых. Наверное, к тому времени я уже возвращалась в трейлер – я должна была так поступить.

Когда я всё это представляю, я всегда бегу. И в моих мечтах я бегу не к трейлеру, а обратно к карьеру. Я вижу барахтающуюся Блитци и Каро, плывущую к ней, уверенно плывущую, чтобы ее спасти. Я вижу ее светло-коричневое клетчатое пальто, и ее клетчатый шарф, и ее гордое лицо успешного человека, и рыжеватые кудри, кончики которых потемнели от воды. Всё, что я должна делать – это смотреть и радоваться – от меня ничего не требуется, в конце концов.

На самом деле я побежала по небольшому склону в направлении трейлера. Когда я добралась туда, я села. Словно там было крыльцо или скамейка, хотя в трейлере ничего такого не было. Я села и начала ждать, что будет дальше.

Я знаю об этом, потому что это факт. Но я не знаю, в чем заключался мой план или о чем я думала. Может быть, я ждала следующего акта в драме Каро. Или в драме собаки.

Не знаю, просидела ли я там пять минут. Больше? Меньше? Было не очень холодно.

Я обращалась с этой проблемой к профессионалу, который убедил меня – на некоторое время убедил – что я должна была потрогать дверь трейлера и понять, что она закрыта. Закрыта, потому что мама и Нил занимались любовью и закрыли ее, чтобы их не беспокоили. Если бы я начала стучать в дверь, они могли бы рассердиться. Психолог был доволен тем, что заставил меня прийти к такому выводу, и я тоже была довольна. До некоторых пор. Но я больше не думаю, что это была правда. Я не считаю, что они закрыли бы дверь, потому что знаю, что однажды они ее не закрыли, и Каро вошла, и они рассмеялись – такое у нее было лицо.

Может быть, я вспомнила слова Нила о том, что собаки не тонут, что означало: Каро не нужно было спасать Блитци. Следовательно, сама она не могла победить в затеянной ею игре. Так много игр у Каро.

Думала ли я, что она умеет плавать? В девять лет многие дети умеют. Потом выяснилось, что у нее был один урок плавания прошлым летом, но потом мы переехали в трейлер, и больше она плаванием не занималась. Она могла подумать, что справится. А я могла действительно думать, что она способна сделать всё, что захочет.