Гражданин Галактики (сборник)
Шрифт:
— Сколько у тебя на штанге?
— Шестьдесят кило.
Пружинный гравитометр на стене показывал 0,52 g. Я быстро прикинула в уме: пятьдесят две тридцать седьмых от шестидесяти — то есть единицы — плюс девятьсот, деленное на тридцать семь; добавим одну девятую сверху и снизу, тысяча на сорок, выходит двадцать пять — то есть то же самое, что восемьдесят пять кило на Марсе.
— А чего ты тогда так вспотел?
— Ничего я не вспотел! — он брякнул штангу на пол. — Ты вот сама попробуй!
— И попробую.
Он отступил. Я взялась за штангу, чтобы поднять
Дома-то я всегда ставила девяносто и здесь выверяла по гравитометру эквивалент, да еще каждый день набрасывала немного сверх вчерашнего. Я поставила себе цель (кажется, недостижимую): поднимать при венерианском притяжении не меньше, чем дома.
Сомнений нет, что шестьдесят килограммов при 0,52 g подниму.
Но девушке не следует переигрывать представителей «сильного пола» в испытании силы — хотя бы даже своих собственных братьев.
Особенно если брат — зловредина, каких свет не видал, и есть надежда направить его зловредность на службу прогрессивному человечеству. Как я уже говорила, если имеется желание что-нибудь поненавидеть, лучше Кларка компании не найдешь.
Поэтому я принялась для виду пыхтеть-кряхтеть, взяла штангу на грудь, начала было толкать ее кверху и завизжала:
— О-е-ей, помоги!
Кларк толкнул одной рукой середину грифа, и объединенными усилиями штанга была поднята. Тогда я выдавила сквозь стиснутые зубы:
— Перехвати.
Он опустил штангу вниз, а я перевела дух.
— Ну, ты силен стал!
— Стараюсь.
Ура, сработало! Кларк подобрел, насколько позволяла его вздорная натура. Я предложила заняться акробатикой — если только он не против быть «нижним», а то, мол, не уверена, что удержу его при 0,52 g.
Он был вовсе не против; как же — еще одна замечательная возможность побыть сильным и мужественным! Поднять меня он, конечно, поднимет — я аж на одиннадцать кило легче этой штанги. Когда он был поменьше, мы уже занимались акробатикой, но тогда «нижним» была я. Это я придумала, чтобы держать его в рамках, когда родителей дома нет. А когда он стал с меня ростом и, боюсь, посильней, мы тоже акробатничали, только менялись местами.
Но сейчас я весила в полтора раза больше, и на особо головоломные трюки что-то не тянуло. Выйдя в стойку «руки в руки», я завела разговор о предмете, занимавшем мои мысли.
— Кларк, тебе нравится миссис Ройер?
— Эта-то? — Он фыркнул и издал неприличный звук. — С чего бы?
— Да нет, просто спросила. Она… Ладно, бог с ней.
— Ну и держись ногами за потолок…
— Стой! Не смей!
— А тогда договаривай, раз начала.
— Ладно, ладно. Подожди только — на плечи тебе встану.
Перевернувшись, я встала ему на плечи и спрыгнула. Самое скверное — не лишний вес (хотя и он — не подарок), а скорость, с которой падаешь. А Кларк — он спокойно может отойти, бросив меня в воздухе вниз головой; ему только дай повод…
— Так что там миссис Ройер?
— Да ничего особенного. Просто говорит, что все марсиане — шваль.
— Вот как? Ага. По-моему, она под это слово тоже неплохо подходит.
— Говорит, «Треугольник» роняет свое достоинство,
— А еще?
— Да, в общем, все. Все мы — подонки, морды каторжные и все такое.
— Интересное кино…
— А подруга ее, миссис Гарсиа, с ней полностью согласна. Только мне, наверное, не надо все это повторять. В конце концов, у всякого есть право на собственное мнение.
Кларк не ответил, что само по себе признак очень скверный, развернулся и пошел к выходу. Тут я испугалась — не перестаралась ли — окликнула его, но он даже не обернулся. Кларк — он слышит-то прилично, но поди заставь его слушать, что говорят…
Что ж, дело было сделано, а потому я просто надела мягкие крепления для грузов, нагрузилась до моей расчетной венерианской нормы и пробежалась по «бегущей ленте», пока не созрела для душа и переодевания.
На самом деле мне было плевать, что там случится с этими гарпиями — только бы ловкость Кларковых рук не подвела. Чтобы даже малейших подозрений на него не было. Я же ему и половины всего не рассказала!
Никогда прежде не поверила бы, что можно презирать кого-то только за его происхождение или за то, где он живет! Конечно, я много раз видела туристов с Земли, манеры у которых оставляли, мягко говоря, желать лучшего — но папочка говорил, любой турист в чужой стране выглядит не блестяще. Просто потому, что не знает местных обычаев. Я верила — как же папочке не верить? И те прилетающие с Земли профессора, которых папочка иногда приглашает к обеду, всегда держат себя просто замечательно — значит, бывают которые умеют себя вести…
С самого начала я заметила, что наши попутчики нас как бы сторонятся, но мне и в голову не приходило… В конце концов, на Марсе тоже никто не кинется обниматься с незнакомым, хотя нравы у нас простые, мы пока что — фронтир. Кроме того, остальные, пока летели от Земли к Марсу, уже перезнакомились и передружились между собой, а мы были все равно как новички в школе.
Но я со всеми, кого встречала в коридоре, здоровалась. Если не отвечали — относила на счет глуховатости. Ничего странного, в таком-то возрасте… К тому же я не шибко и рвалась дружить с пассажирами — хотела поближе познакомиться с офицерами корабля, особенно с пилотами, и попробовать на самом деле сделать то, что уже выучила по учебникам. Девушке непросто поступить в летное — для этого надо быть раза в четыре лучше любого парня. Тут уж всякая мелочь сгодится.
И с самого начала мне здорово повезло: мы попали за столик самого капитана!
Ну как же — дядя Том… Я не настолько самоуверенна, чтоб полагать, будто «мисс Подкейн Фриз» в списке пассажиров что-нибудь для кого-нибудь значит. Ладно-ладно, вот лет через десять… А дядя Том, хотя для меня он просто любимый дядечка, обожающий пинокль и легко относящийся к жизни, еще и сенатор республики с большим стажем и чрезвычайными полномочиями. Естественно, директор Марсополисского филиала «Трайкорна» об этом знал и проследил, чтобы суперинтендант «Трайкорна» тоже был в курсе.