Гражданин по ГОСТу

Чёрный смоляной дым обволакивает цех. Слышится мерный стук механических колёс, бившихся с загробным стуком друг о друга, исполняя похоронный марш станинных механизмов. Густой поток серого облака взвился высоко в рыжеватое небо, окрасившееся выхлопными газами и тусклыми персиковыми фонарями, чьи стекла облепили пыльные хлопья мокрого снега. Сквозь треснувшееся стекло сочился вязкий масляный свет, скользя жирным пятном по чертежам очередного таинственного творения юного механика.

А вот и он сам. Над скрипучим металлическим столом, сваренным из остатков железных пластин, стояла склонившаяся фигура человека. Прокряхтев нечто невнятное и прикрыв лицо рукавом грубой рубашки из холщовой ткани, мальчишка вытащил из кармана механический карандаш, чуть чётче повторив ранее сказанные слова:

– Ма-ра-нья… Мда. Где бы только я мог ошибиться? —взъерошив сальные волосы и стряхнув с головы кислые стружки, механик потянулся серым комком, напоминавшим мышонка, стирая неверную запись. Протёртая керосиновая лампа осветила веснушчатые щёки, обременённые красотой, нос-картошку и небольшие карие глаза, в которых лишь изредка посверкивало отражение чертежей.

– Александр! Ты ещё долго собираешься мариноваться в своей мастерской? Прочим между, твоя смена подходит к концу, а окна до сих пор зашторены.

Дверь с глухим скрипом распахнулась и на пороге вырос широкий силуэт главного заведующего заводом. Испуганно вздрогнув и чихнув прямо на чертежи, мальчишка, словно кролик, услыхавший выстрел, подскочил и глупо похлопал глазами, неловко остановив мечущиеся зрачки на мужчине постарше.

– Здоровы будьте, Пал Юрьич. —поспешно отерев руки о коричневый комбинезон, юнец подошёл к руководителю. Его свежие розовые губы разлились в жирной улыбке самодовольства и лёгкой снисходительности.

– Какой уж Павел Юрьевич. Это имя уже старо, прошло уже семь часов, так я уже мистер Бьюргенс. Арчибальд Бьюргенс.

И тебе не помешало бы сменить своё именование на нечто более свежее, не щеголять же тебе с номером Единого документа на груди? Уж не думаю, взгляни уж лучше сюда.

Инженер повиновался и послушно посмотрел на пластиковую страницу, без большого энтузиазма всматриваясь в большие серебристые буквы, собиравшиеся в предложение: «ЕЖЕЧАСНЫЙ ИМЕННОЙ ВЕСТНИК».

– Сейчас снова в моде имена на букву «Б», дворянского происхождения. Может быть, тебе подошло бы… Брэм? Или нет! Брут!

Мужчина хохотнул, похлопав по плечу юношу, отчего тот залился бордовой краской.

– Уж Вы извините, но мне Сашкой жить спокойнее, не зовите меня в друзья дедушке Цезарю. И Вы тоже зовите попроще, нам эти перемены ни к чему.

Щелочки окрашенных в золотой цвет глаз внимательно уперлись в неаккуратное лицо напротив.

– Твоя воля. Не забудь, завтра мы отправляемся всем составом в картинную галерею имени Первого Члена Комитета Искусств! В ближайшее время вновь будет продемонстрирована "P&FuW.12/8". Признаться, год тому назад, во время открытия после реставрации, я не успел хорошенько рассмотреть эту славную картину. Подумать только! За это полотно готовы отдать баснословные суммы тысячи богачей, однако подлинник все ещё доступен нам – простым смертным. Это ли не истинное великодушие!

Неопределённо кивнув и сделав шаг в темную ученую обитель, Саша прикрыл дверь за собой, бросив

в щель:

– Приду я, приду, как не упомнишь про этакое зрелище.

– То-то же, удовлетворенно прокряхтел начальник-с-новым-именем, после чего сложил бумажку и подбросил вверх, заставив ее рассыпаться в пыль. Он глянул на часы.

– Не проспи: сбор ровно в девять часов около главного входа.

Скромно попрощавшись, Саша возвратился к столу, вызволив из-под кипы бумажек обрывок случайно залетевшей газетки. На потертой бумаге красовались три буквы когда-то громкого заголовка, утонувшего среди миллиона таких же важных слов.

– Не забудь… Как же тут, раз сто уж повторил, недовольно бормочет себе под нос скромный раб науки, меланхолично складывая в стопки многочисленные рукописи. Покидая кабинет, Александр запирает на ржавый ключ скрипящий замок и поднимается по дребезжащей лестнице наверх. Сквозь мрачную мглу и копоть рвётся навстречу жужжащий свет серебристых ламп, пришивших к потолку и нехотя отдающих короткие яркие вспышки металлическим скамейкам и сверкающему кафелю, с сердитым фырканьем принявшего следы пыльной грязи чужих сапог.

– Ну-с, до следующего утра, винтики мои

Удовлетворенно хрустнул костяшками пальцев, молодой человек оставил ключ в крохотном железном ящике, вслепую настукивая кнопочную комбинацию. Широкие двери с пыхтением отворились, прощаясь с последним покинувшим работу механической трелью. Подмигнув повисшему датчику, Сашка ступает на мокрый чёрный снег, слегка ускорив шаг. На веснушчатых щеках оставались вязкие грустные капли, крепко державшиеся за кожу.

Летят года, проносятся рассветы,

Вперёд со свистом, рвутся поезда.

По снежному покрову прокатилась с глухим стуком песня, ухнув в открытый люк у пешеходного перехода. Он почти бежит, небрежно глядя на часы, выдыхая из покрасневшего веснушчатого носа морозный воздух. Стоит поторопиться? Впрочем, это не станет лишним.

А мы – дешёвые, тщеславные поэты,

Лишь поспеваем там, где гонит нас мечта.

Шуршание голосов становится все громче. Впереди небрежно мелькает синеватый свет дорожных полос, скалящихся из-под рыхлых разводов слякоти.

Наступит вновь двадцатое столетье,

Но не забыты прежние творцы.

Остановка. Машина проносится почти безмолвно, обдав резиновые сапоги липкими брызгами.

Пестреет на людях порока многоцветье

И строятся все новые дворцы.

Больной исполин просыпается от лихорадочного сна, разминая вибрирующие лёгкие свистом поездов и вздохом тоннелей. Высоко, где-то над блестящими сводами стеклянных крошек-небоскребов, пробудились церковные колокола, поднимая золотистым блеском персиковое хмурое солнце. Пыльное, затхлое, умирающее солнце. Сквозь тучи едва протискиваются едкие рыжие лучи, отражаясь от сияющих реклам шампуней и квартир. Выгоднейшие предложения Круперса! Покупайте шампуни Круперса! Покупайте квартиры Круперса!