Гражданин, политик, воин

Ляховский Александр Антонович

Уже рассвело, когда мы, пройдя мимо еще одной подорванной боевой машины пехоты, вышли к кишлаку. А утром 1 мая нас ждало настоящее потрясение.

Проходя между домами по центральной улице кишлака, мы услышали шум моторов, а несколько секунд спустя мы увидели две выдвигающиеся БМП нашего батальона. На броне грудой были свалены трупы погибших ребят. Из этой кучи-малы в разные стороны торчали руки и ноги. Тут же были навалены разбитые рации, АГСы. За “броней” шли уцелевшие в бою солдаты, не более 10–15 человек. На их лица было страшно смотреть. Они были отрешенными, не выражали никаких эмоций, они были какие-то неживые. Остальных оставшихся в живых солдат, как мы потом узнали, выводили по другому берегу Хазары.

С

этой группой мы повернули назад и через некоторое время вышли к бронегруппе полка, продвигавшейся нам навстречу. Мы привели себя в порядок, попили чаю, перекусили. В это время неподалеку от нас сели вертушки. В нашу сторону двинулась группа старших офицеров, среди которых я заметил и генералов. Не знаю, кем они были. Наверное, наш комдив и еще кто-то из Кабула.

Один из них приказал вышедшим ребятам построиться. К нам это не относилось, и мы остались сидеть на “броне”. Офицер подошел к плохо что соображавшим еще ребятам, от которых несло сладковатым трупным запахом, — сутки они пролежали среди убитых (даже не представляю, что творилось у них в головах). “Суки! Пидеры! Вы здесь стоите, сволочи, а там ваши братья лежат! Почему вы здесь?!” — вот так он к ним обратился. В таком же духе прочитал им нотацию и с чувством выполненного долга удалился. Мы были в шоке. А ребята стояли молча и отрешенно — может, они его вообще даже и не слышали.

К вечеру пришел приказ грузиться на “броню”, и мы опять отправились туда, откуда вернулись утром, — к месту вчерашнего боя. И мы пошли обратно к месту боя, откуда вышли ребята. Нам приказали собирать тела погибших. Вдоль правого берега мы прошли до наплавного моста, по нему переправились на левый. Потом прошли еще немного дальше, вплавь перебрались обратно на правый (при этом в потоке потеряли одну машину, экипаж выбрался вплавь. Не знаю, вытащили потом БМП или осталась там). К наступлению темноты мы вышли к тому месту, где был бой.

Представьте себе открытую площадку площадью примерно сто на сто метров. Посередине протекает речка. Справа - ровная площадка, небольшие терраски и высотка, примерно 200–300 метров. Слева от реки - тропа, тоже на открытом месте, с одной ее стороны — отвесная стена скальника, с другой — обрыв к реке.

Когда батальон разделился — одна группа шла по правому берегу, другая - по тропе на левом берегу, — с высотки на правом берегу был открыт кинжальный огонь. Накрыло сразу всех, обе группы. Для “духов”, засевших на высотке, ребята были как на ладони. Это было 30 апреля утром, а мы пришли туда только в ночь с 1 на 2 мая.

Сразу стало ясно, что мы на месте — стоял тяжелый трупный запах, ребята пролежали почти двое суток, а в это время года уже здорово припекает. Мы очень боялись, что “духи” поджидают, когда придут подбирать трупы, и мы останемся тут же, на этом месте лежать. Вдруг в небе повисли “люстры”, и стало видно все окрестности, как днем. Мы начали пробираться к подножию высотки, к террасам. Сначала наткнулись на труп сержанта из “дембелей” , он был без обеих ног, то ли подрыв, то ли очередь из ДШК. Переправили его на носилках на другой берег. При этом тело чуть не унесло потоком. Да и сами еле удержались, чтобы не снесло вниз.

Вернулись, продвинулись дальше. Отчетливо запомнил ужасную картину — пятеро или шестеро ребят лежали вповалку в естественном укрытии на террасах. Они попали или под очередь из ДШК, или когда “духи” стали забрасывать ребят гранатами, а одна, очевидно, попала за их бруствер. Так они и лежали все вместе там, где настигла их смерть. Мы переправляли трупы, как во сне, механически. Вид тел был ужасен.

Вдруг мы услышали слабые стоны немного в отдалении от площадки, у скальника. Осторожно пошли на звук и наткнулись на еще живого солдата. У него была отстрелена голень, она висела на лоскутах мышц. От кровопотери у него мутилось сознание, но

он сумел жгутом перетянуть ногу, поэтому не истек кровью. Мы оказали ему первую помощь и вынесли к “броне”. Он остался жив.

Помню, на деревце висели чьи-то лохмотья, а под ним месиво. Кому-то, видно, пуля попала в мину, которые всегда навьючивали на всех солдат. Стрелкового оружия не было, все собрали “духи”. Валялись плиты от минометов и нетронутые АГСы. Тяжело, значит, было духам тащить. Всю ночь мы проползали по этой площадке, а на другом берегу реки ребята собирали тех, кого накрыло на открытой тропе.

Утром 2 мая мы вернулись к бронегруппе полка. Трупы лежали на каменистом пляжике в несколько рядов. Было их около пятидесяти. Говорили, что нескольких уже вывезли. Наш ротный лейтенант Курдюк Сергей Николаевич лежал на спине с согнутыми в локтях перед собой руками, кулаки были сжаты, поперек груди виднелась полоса дыр от пуль.

Говорили, что его застрелили шедшие с батальоном “зеленые” сарбозы, когда стали перебегать к духам, а он успел крикнуть ребятам, чтобы они стреляли по ним.

Эти три дня остались в моей памяти на всю оставшуюся жизнь».

Первый же бой для подразделений 682-го полка и его командира закончился трагически. Сказались отсутствие боевого опыта и плохая организация боевых действий. Но были и другие примеры. Рота десантно-штурмового батальона 70-й мотострелковой бригады под командованием старшего лейтенанта И.В.Запоражана, за время действий в долине Панджшер десантировалась 12 раз, захватывала высоты под огнем мятежников, склады в пещерах и устраивала засады на путях отхода противника. По поступившим данным, в населенный пункт Номак вернулся отряд мятежников. Роте была поставлена задача блокировать его, а при отказе сложить оружие — уничтожить. Моджахеды оказали упорное сопротивление и пытались вырваться из блокированного кишлака во главе со своим главарем. Командир роты первым бросился на врага, увлекая за собой личный состав. Завязался рукопашный бой, в котором он лично уничтожил трех мятежников, в том числе и главаря. Противник, пытавшийся вырваться из окружения, был полностью уничтожен.

В районе Намак находилась коротковолновая радиостанция Масуда, с помощью которой он управлял своими вооруженными отрядами, но в результате авиаудара по этому району и высадки туда десанта связь Ахмад Шаха с командирами отрядов нарушилась. Он стал принимать меры по восстановлению нарушенного управления.

По сведениям агентуры, в граничащей с Панджшером долине Андараб находились несколько отошедших туда отрядов моджахедов, а также стали известны место и время проведения Масудом совещания с командирами вооруженных отрядов. По предполагаемому месту проведения этого совещания в Дехи-Сала в 15.00 22 апреля нанесли бомбо-штурмовой удар, а затем на три площадки — севернее, северо-восточнее и юго-восточнее населенного пункта Бану - высадили воздушный десант. В доме, расположенном в саду, где проводилось совещание, десантники обнаружили трупы нескольких десятков человек. Поползли слухи, что Ахмад Шах погиб, причем информация приходила из различных источников.

Однако местные жители рассказали, что Масуд действительно проводил совещание в этом доме, но за полчаса до авианалета сел на коня и с охраной уехал в направлении Нахрина. На совещании присутствовали примерно 100–120 человек. Часть из них уехала сразу же вслед за Ахмад Шахом, а остальные погибли. Направленные по предполагаемому маршруту движения Масуда боевые вертолеты вернулись ни с чем.

Высланные в Нахрин на вертолетах разведывательные группы следов Ахмад Шаха не обнаружили, хотя местные жители говорили, что видели его. Говорили, что он приказал уходить из Панджшера и идти в Пакистан. Куда он сам поехал, никто точно не знал, но был разговор, что в горы провинции Бадахшан, ближе к пакистанской границе.