Гражданская война в России

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Водьмем главный лозунг советской революции. Что такое «Вся власть Советам!»? Ведь если им — вся власть, то государство рассыпается на множество общин-республик, каждая со своим полновластным Советом. Та же опасность грозила трудящимся города — фабзавкомы превращали свою фабрику, свой завод в целостную общину, микрокосмос, слабо связанный с большими социальными и производственными системами. М.М.Пришвин записал в дневнике 2 июня 1918 г.: «Вчера мужики по вопросу о войне вынесли постановление: «Начинать войну только в согласии с Москвою и с высшей властью, а Елецкому уезду одному против немцев не выступать». Похоже, в Елецком уезде было относительно более развитое государственное чувство — ведь многие уезды не признали

Брестского мира и считали себя в состоянии войны с Германией, независимо от Центра.

В советской идеологии история была искажена — вместо бунта «свято-звериной» русской души революция была представлена как разумное и чуть ли не галантное классовое столкновение (возможно, это умолчание было оправданным — не поминать лиха). Сказано было: красные за социализм, белые за капитализм, победил прогресс — просто и понятно. А ведь главной, стихийной и страшной силой был бунт «гунна». Для него одинаково были чужды и белые, и красные — носители того или иного порядка. И это течение пронизывало все слои общества и было повсеместным, ползучим, «молекулярным».

Есть замечательная книга о Гражданской войне — Артем Веселый, «Россия, кровью умытая». Автор ее, сам участник и очевидец, сразу после войны напечатал в газетах просьбу к ветеранам — прислать ему письма с описанием реальных эпизодов, без прикрас и без рассуждений. Он получил огромное количество таких свидетельств и смог использовать лишь небольшую их часть — сгруппировал письма и сделал из них книгу как множество описаний конкретных случаев. Получилась мозаичная, но очень красноречивая книга.

Начинает ее Артем Веселый символическим эпизодом. Он возвращается в Россию весной 1917 г. с эшелоном солдат-полудезертиров (основания для их возвращения домой были смутными). На остановке солдат раздобыл курицу, притащил ее к эшелону и собрался зажарить. Он не стал возиться, рубить ей голову, а просто откусил ее у живой курицы и выплюнул. Заметив наблюдающего эту сцену Артема Веселого, он подмигнул и расхохотался. С этого события начинает автор большое повествование о Гражданской войне.

В ходе Гражданской войны в России погибло очень много людей. Точно не известно, но с вескими доводами говорят о 12 миллионах человек. Отчего погибла эта масса людей? Не от прямых действий организованных политических сил, например, боев и репрессий. За 1918–1922 гг. в Красной Армии от всех причин погибло 939 755 красноармейцев и командиров. Значительная, если не большая часть их — от тифа. Точных данных о потерях белых нет, но они намного меньше. Значит, подавляющее большинство граждан, ставших жертвами революции (более 9/10) погибло не от «красной» или «белой» пули, а от хаоса, от слома жизнеустройства. Прежде всего, слома государства и хозяйства.

Главными причинами гибели людей в русской революции было лишение их средств к жизни и, как результат, голод, болезни, эпидемии, преступное насилие. Развал государства как силы, охраняющей право и порядок, выпустил на волю демона «молекулярной войны» — взаимоистребления банд, групп, соседских дворов без всякой связи с каким-то политическим проектом (но иногда с использованием какого-то знамени как прикрытия, как это бывало, например, у «зеленых»).

В.В.Кожинов разделяет «бунт» и «революцию» как явления разной природы. На мой взгляд, это абстракция, годная лишь на первой стадии анализа. В русской революции, крестьянской в своей основе, «бунт» и стихийное массовое движение, не оформленное четко выраженной идеологией, были на определенном этапе едва ли не главным по своей энергии содержанием. Это и оттолкнуло от революции основную массу интеллигенции, что лишь усилило «гунна». М.М.Пришвин записал в дневнике 8 декабря 1918 г.: «Русская революция как стихийное дело вполне понятно и справедливо, но взять на себя сознательный человек это дело не может».

Овладеть этой волной, главным потоком революции, оказалось для Ленина самой важной и самой трудной задачей — хотя острая и прямая опасность исходила начиная с середины 1918 г. от белых. Поворот к «обузданию

революции» происходит у Ленина буквально сразу после Октября, когда волна революции нарастала. Спасение было в том, чтобы согласиться в главном, поддержать выбранную огромным большинством траекторию. Для такого поворота к «обузданию» набирающей силу революции нужна была огромная смелость и понимание именно чаяний народа, а не его «расхожих суждений».

Партия большевиков уже в своей философии резко отличалась от других партий тем, что она открыто и даже жестоко подавляла «гунна» — она единственная была, по выражению М.М.Пришвина «властью не от мира сего». Почему Ленин решился и действительно смог прямо и честно выступить против «гунна», откуда у него был этот запас прочности? Это можно объяснить только тем, что он обращался к глубоким чаяниям и не боялся идти на конфликт с «расхожими суждениями».

Когда читаешь документы того времени, дневники и наблюдения (в основном со стороны противников Ленина — его соратники дневников не вели), то возникает картина, в которую поначалу отказываешься верить. Получается, что главная заслуга красных состоит в том, что они сумели остановить, обуздать революцию и реставрировать Российское государство. Это настолько не вяжется с официальной историей, что вывод кажется невероятным.

М.М.Пришвин был противником большевиков, но хотя бы либералом. А вот ценное свидетельство человека более правых взглядов (близкого к октябристам) — Алексея Васильевича Бабина (1866–1930), в эмиграции Алексиса Бабине. В 1988 г. в Англии вышли его дневники под названием «Дневник русской Гражданской войны. Алексис Бабине в Саратове. 1917–1922». Он эмигрировал в 1890 г., вернулся в 1910 г., а дневник свой писал на английском языке, уже для американского читателя. Ценность его дневника в том, что он отстраненно повествует о бытовой, фактологической стороне Гражданской войны, вплоть до подсчета орудийных выстрелов и пулеметных очередей. Из его дневников становятся ясны масштабы «стихийного» насилия в обстановке хаоса, агонии старой государственности. Рецензенты этой книги отмечают:

Разумеется, автор не смог скрыть своих политических симпатий. Они не на стороне большевиков…. Но, странное дело, Бабин отмечает и оказываемую им поддержку со стороны «добропорядочных» граждан Саратова накануне перехода власти к Советам и неожиданные симпатии к новым правителям со стороны «ультраконсервативной» университетской профессуры.

На самом деле ничего странного в этом нет, об этом же говорил и Пришвин: большевики сразу проявили себя как сила, занятая строительством государства, и в этом была надежда на возрождение жизни. И у множества «ультраконсервативных» буржуа и профессоров инстинкт жизни пересиливал их классовую ненависть.

М.М.Пришвин и А.В.Бабин были людьми, мечтавшими о победе белых. А вот что читаем у крестьянского поэта Николая Клюева:

Ваши черные белогвардейцы умрут За оплевание Красного Бога. За то, что гвоздиные раны России Они посыпают толченым стеклом.

Установка советского режима на «обуздание гунна» и восстановление общих условий жизни имела особый смысл именно в России как стране с существенным развитием периферийного капитализма, испытавшей резкое обеднение вследствие тяжелой мировой войны. Присущая периферийному капитализму архаизация значительной части хозяйственной жизни в условиях военной разрухи приводит к появлению обнищавших, выпавших из классово-укладных рамок масс (в большой мере вооруженных). Это ведет к распаду части общества и появлению радикальных деидеологизированных сил. В этой обстановке население склоняется к поддержке той политической силы, в которой чувствует способность остановить этот распад. В.В.Крылов пишет об опыте других стран того времени: