Гражданская война

Корбут Андрей Евгеньевич

"Где же я слышал этот голос?..
– - говорил я сам с собой.-- Конечно, на квартире Томашевского! Или где-то еще? Архив?... Архив, где он? В камере хранения, где-нибудь закопанный в лесу, в швейцарском банке или на вилле Скотта? Да откуда я знаю...Ах, Элен, почему я не отправил тебя сразу куда-нибудь подальше от Парижа... Признаюсь, Патриция, я бы не отказался самолично положить всех этих пятерых под нож гильотины..." -- Мысли мои путались. Что мог я ответить маске, если действительно не знал, где архив.

– - Минута прошла, -- прозвучал приговор, -- Приведите в себя эту...

Когда глаза дочери раскрылись, взгляд ее стал жестким.

Пат

не стоило занимать мужества.

– - Она ваша, господа!
– - небрежно бросила маска.

"Бог мой!" -- взмолился я, страшнее для Патриции пытки наверное придумать было нельзя: с нее сорвали одежду и нагую стали привязывать к перилам лестницы, сначала сверху за руки, а затем и за ноги, широко разводя их в стороны.

– - Морис, Морис, она ведь только удовольствие получит. Что-то дальше будет... Вот уж посмеемся... Итак, где архив?

– - Я не знаю, поверьте, это правда... Неужели...

– - Солдаты, -- быстро сказал Жорж, -- сюда идут.

– - Ты не ошибся, к нам?
– - тревожась спросила маска.

– -С ними разговаривала женщина, наверное, она видела, как мы входили в дом.

– - Уходим! Всех троих с собой... Где выход в сад?!
– - обратилась ко мне маска. На мое молчание она ответила тем, что направила пистолет в сторону Элен.

– - Три секунды!

– - Через кухню.

Циклоп поднял меня с пола, заломил руку; Элен, положив трехпалую клешню ей на плечо, заставил идти Жорж, а Патрицию повел он, командовавший всем, схвативший ее за волосы и приставивший снизу к подбородку дуло пистолета.

Но дверь на кухню была забаррикадирована изнутри.

– - Кто там еще?
– - не теряя самообладания, грозно посмотрела на меня маска.

– - Вероятно, экономка с внуком...
– - (я и забыл о них!)

– - Комнаты наверху выходят в сад?

– - Да, две из них.

– - Все, быстрее, быстрее.

Входную дверь вдруг разнесло в щепки. Гостиная потонула в дыму. Я вырвал руку... Раздалась стрельба. Кто-то падал. А по лестнице поднимался человек в маске, с Пат, не отпуская ее.

Я поймал Жоржа, вернее, его автомат и, воткнув ствол ему в живот, нажал его же пальцем на курок, выворачивая мутанту внутренности; завладев оружием, оттолкнул Элен за диван и, бросился на второй этаж. Перед тем, как я оказался в спальне, где скрылась Пат, оттуда донеслись выстрелы. Я ожидал увидеть там все что угодно, только не то, что увидел, и в изумлении остановился посредине комнаты. В ней находились Пат... и Роберто...

Он сидел в углу, в метре от распахнутой балконной двери и немыслимо! Он целовал ладонь Патриции, и она тому не противилась. Нагая, удивительно красивая, она смотрела на него, и ненависти в ее взгляде не было.

Руки мои по прежнему сжимали автомат, направленный на них обоих.

Роберто?!

В спальню ворвался солдат, бравый десантник, зараженный войной, и его желание убивать сработало быстрее, чем его способность здраво рассуждать, чем я о чем-либо подумал, но быстрее пули оказалась Пат. Всколыхнувшись, словно наседка, берегущая свое дитя, она накрыла Роберто своим прекрасным телом. Только тогда я выбил из рук солдата автомат.

О, Пат!

Она жила еще минуту, не больше, умирая на руках у Роберто.

– - Ты все-таки урод!
– - все же с непреодолимым отвращением, слабея, сказала она ему.

Затем она взглянула на меня и произнесла совсем тихо:

– - Он твой сын... CА 666... в ее палате...

Я всегда верил в рок, но разве не рок, то, как она погибла -- защитив

мутанта от рук человека...

38.

Я и Элен ехали к Филидору. Сен-Клу не был чем-то особенным. Всеобщее разорение и страх на лицах людей, иногда встречавшихся нам на пути, следы пожаров и горе парижан, потерявших родных и близких, разграбленные магазины, перевернутые и сожженные автомобили, и затаенное торжество победителей в глазах мутантов -- всюду было одно и тоже. Все говорило о том, что этой ночью Париж пережил кошмар тем более страшный, что его ждали, рано или поздно. Но тучи, столь некстати оккупировавшие прошедшей ночью небо, рассеялись, и яркое солнце светлым днем, казалось, старается искупить чужую вину...

Мы ехали к Филидору и говорили о Пат. Несмотря ни на что, Элен очень переживала смерть подруги и сестры.

– - Да, я знала о том, что она моя сестра, как и о том, что Роберто -мой брат... В день смерти отца я вернулась домой и нашла Пат... никогда раньше не видела ее такой отрешенной. Пат сказала, что застрелила моего отца. Даже увидев его мертвого, я не хотела верить в случившееся. Он ведь безумно любил ее и порой, мне казалось, небезответно. "Все это нелепая ошибка", -- говорила я себе. Но Патриция передала дневник отца и пододвинула пистолет, добавив коротко: "Решать тебе!"... Если бы я смогла в нее выстрелить, вернуло бы это отца?.. Затем я вывезла Патрицию в своей машине. Расставались мы долго. "Ты знаешь, мы всегда были как сестры и я всегда любила тебя и буду любить, но, прошу тебя, не встречайся больше с моим отцом, забудь его..." -- это ее слова... помнишь, после нашей первой ночи тот мой злосчастный звонок. Пат каким-то образом узнала обо всем, приехала ко мне и очень жестко потребовала, чтобы между нами все было кончено. Она бы рассказала обо мне правду, что я мутант. Я боялась этого... Когда я поняла, что должна родить твоего ребенка, Патриция тогда лежала в больнице, то открылась ей... Она пришла в ярость и предупредила, что еще одна наша встреча -- и...

Элен, она сидела за рулем, нажала на тормоза, остановила машину. Элен плакала неслышно, по щекам, словно соблюдая строгую очередность, текли слезы...

– - Значит, она знала твою тайну,..
– - задумчиво сказал я.

– - Да, вся история о несуществующей подруге -- ее история, это ее изнасиловали тогда в спортзале. На следующее утро она пришла не домой, ко мне... ничего не скрыла, и я сама сказала ей, что я тоже... они... Тебе покажется странным, но это не отразилось на наших с ней отношениях. Пат не солгала тебе в другом -- той Пат, какую я знала раньше, уже не было, после той ночи в школе, та Пат умерла...

– - А дневник?

– - Пат сказала, что отвезет его нашей матери. Тебе самому надо прочесть этот дневник.

Мы снова тронулись в путь, минуя бесконечные шлагбаумы военных постов, объезжая вереницы танков, марширующих колонн десантников, добрались до Булонского леса, а вскоре и к дому Велье.

Дверь с улицы, просверленная пулями, была полуоткрыта. Я вошел внутрь, полный тревоги.

На диване лежала мадам Велье, лицо ее было мертвенно-бледное, глаза закрыты, а губы дрожали, словно они быстро, быстро шептали молитву. Около нее на коленях, держа ее руку в своей, стоял Филидор; к его ногам прислонилась скорострельная винтовка. Гильзы, изуродованные десятками пуль стены, мебель, превратившаяся в одну ночь в груду хлама, и перевязанная кисть моего друга, где поверх бинта проступало багровое пятно...
– свидетельства жестокого боя остались, когда все ушло в прошлое.