Гражданская война
Шрифт:
– - Прошу вас, минуту!
– - окликнул я его, прежде чем он завел машину.
– - Вы меня?
– - произнес он чудным бархатным баритоном.
– - Да, да, мсье Крюгер.
Я подошел к нему:
– - Я отец мадемуазель, которая, к несчастью, так скверно обошлась с вами...
Только теперь, вблизи, я смог оценить, как постаралась моя дочь: все лицо мутанта было в ссадинах, синяках, и кровоподтеках, страшно распух нос, правый рукав пиджака был оборван, весь костюм вывалян в пыли...
– - Мне не о чем с вами говорить, -- коротко и небрежно бросип он.
Его "шевроле"
После всего того, что произошло с этим господином, любой бы на его месте имел право на резкость и несдержанность, но ему, как и многим мутантам, была присуща эта надменность, низводящая человека (человека, не мутанта!) до уровня низшего существа, что, признаюсь, взбесило меня в очередной раз и добавило уверенности -- не окажись Крюгер тем, кем он был, Пат вряд ли бы совершила подобное.
Я вернулся в участок, внес за Патрицию залог, и мы вместе поехали домой. Дорогой она лишь однажды подала голос, не скрывая своего раздражения:
– - Кретины! Они еще защищают этих уродов...
– - Поверь, Пат, полиция далеко не всегда проявляла к ним лояльность, -обронил я, храня воспоминания давно минувших дней.
Это происшествие имело свое продолжение, более того, послужило некоей точкой отсчета.
Вечером следующего дня позвонил Скотт.
– - Пат дома?
– - без предисловий спросил он.
– - Ее нет, еще с утра.
– - Морис, ты не против отправиться за город? Обещаю, будет интересно.
– - Хорошо, -- сразу согласился я.
– - У клиники, ровно через час...
Когда я был в назначенном месте, вечерело. Из ворот клиники вышел Скотт и сел ко мне в машину.
– - Куда?
– - посмотрел я на него.
– - Ты знаешь замок Харлей?
– - не глядя мне в глаза, спросил он.
– - Нет...
– - Тогда, с твоего разрешения, я сяду за руль...
Путь наш лежал на юго-запад. Минут сорок мы мчались по автостраде, затем свернули в буковый лес. Дорога привела нас к старому, довольно шаткому деревянному мосту через речку. Дальше пришлось идти пешком. Замок, вернее то, что от него осталось, -- полуразрушенная башня и почти сровнявшаяся с землей стена -- был совсем рядом.
– - Как душно...
– - впервые за все наше путешествие что-то сказал Скотт.
Я кивнул -- увы, до этого все мои попытки завязать с ним разговор ни к чему не привели.
Ночь обещала принести с собой если не ливень, то хороший дождь. Сильные порывы ветра сменялись минутным затишьем. Луна то и дело хоронилась за тучами... Звезды томились в плену и порой лишь на миг обретали свободу... Тонкий луч фонарика едва ли помогал нам, и, когда Вильям выключил его, мы ровным счетом ничего не потеряли.
– - Нам надо быть осторожнее, -- пояснил он.
– - От кого мы прячемся?
– - Скотт не ответил мне.
Мы поднялись на стену. Здесь я окончательно убедился, что Скотт не впервые проделал этот путь: из потаенного места он вынул веревку с крюком, привычным движением забросил крюк на башню и полез наверх. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
На башне не было даже площадки, лишь круто уходящая по спирали
Каменный пол был устлан несколькими персидскими коврами; здесь же находился покрытый пурпуром импровизированный помост из деревянных ящиков, бревен, и досок. На помосте стояла гильотина, со скамьей для жертвы, со всеми необходимыми в таких случаях приспособлениями.
Вакханалия продолжалась бесконечно долго. Однако настал момент, когда ее рабы, удовлетворившие свою похоть, в изнеможении замерли на персидских коврах. Тогда я увидел Патрицию.
Она поднялась из груды разбросанных вокруг нее тел, легко вбежала на помост. Ее голос вернул к жизни уснувшее было эхо, теперь более сильное, более смелое:
Братья и Сестры...
Когда долг наш исполнен...
Да очистим мы род наш от скверны...
Это больше походило на монолог из пьесы.
Слова Патриции послужили командой: четверо атлетов встали рядом с многовесной каменной плитой, находившейся неподалеку; вместе сдвинули ее в сторону; а затем двое из них исчезли в открывшейся черной дыре. Через несколько минут они выволокли из подземелья сначала щуплого мутанта, а следом и ослепительную блондинку. По молодой женщине я и узнал господина Крюгера и его подругу.
Вид у мутанта был ужасный и жалкий. В неглиже, с тонкими короткими ногами, округлым брюшком, с выступающими ребрами и впалой грудной клеткой, он дрожал столь явно, что я заметил это даже с того расстояния, которое нас разделяло, он неистово вращал глазами, и трудно было понять, чего в них больше -- безумного страха или беспомощной ярости, на губах выступила пена, он пытался что-то выкрикнуть, но из его горла вырывалось только хрипение. Что до девушки -- она, ступая босыми ногами, куталась в зеленое грубое покрывало и смотрела вокруг испуганно и более всего непонимающе.
Их вытащили на помост. Девушку продолжали держать за руки, а мутанта бросили на ложе. Руководила всем Патриция.
Двое парней стянули мутанту руки, ноги и туловище ремнями, закрепили неподвижно яйцеподобную голову...
Патриция, выждав еще минуту, пока будут окончены последние приготовления, обвела взглядом окруживших полукольцом помост юношей и девушек, и произнесла всего одну фразу, громко, и словно заклинание:
"Во имя Адама и Евы"
Она разжала замок и нож гильотины упал вниз... Голова мутанта скатилась в корзину. Ослепительная блондинка потеряла сознание.