Гражданские хроники

Синило Иван Андреевич

Вы смотрите на Андрюху. Он ползком добирается до Вали. Прислушивается, проверяет пульс. Бьет по щекам, делает искусственное дыхание. Сползает на пол.

А н д р ю х а (сквозь слезы): Валюхааа! Как же так-то, блять! Валюхааа! Как же так можно, блять! Валюхааа! Мы же выпили-то… мы выпили-то это… кого там?! Кого мы выпили, Валюх?! Прям как в армии, Валюх! Ебаное-все! По бутылочке, по две! Не дохни ты, как последняя эта… как скотина последняя! Валюхааа! Вставай давай! Вставай! Не позорь Родину, Валюх! На тебя вся

страна смотрит, Валюх! Мы же это… всего-то… кого там… Как же так-то… так же нельзя… так же это… Валюююхааа…

3

Вы смотрите на Лаврентия Палыча. Он выходит как кот, нализавшийся яиц. Ухмылка. Одна рука в кармане штанов, другой вертит лентой презервативов. Как четки.

Андрюха сидит возле кровати. Руки скрестил, положил на них голову. Кажется, он задремал. Или нет. Ждет, когда это закончится. И он это забудет. И будет жить дальше.

Л а в р е н т и й П а л ы ч: И че сидим, ептэ? Кого ждем?

А н д р ю х а: Он помер…

Л а в р е н т и й П а л ы ч: Кого помер? Типа в смысле – помер? Это как? Как понять?

А н д р ю х а: Вот так… как скотина… так и помер…

Л а в р е н т и й П а л ы ч: Эээ… А ты че пост покинул? Свали!

Лаврентий Палыч пнул Андрюху, как привязавшуюся, надоедливую псину. Присел к Вале, посмотрел, понюхал, щелкнул пальцами, не стал притрагиваться.

А н д р ю х а: Забили… как скотину…

Л а в р е н т и й П а л ы ч: Да не помер он ниче! Вон – дышит! Типа усики даже ходуном ходят. Или не дышит? Или дышит? Ниче не пойму. Ты с чего взял-то ваще?

А н д р ю х а: Я проверил…

Л а в р е н т и й П а л ы ч: Эээ… Каким местом проверял-то? Щас я по-своему проверю! Если не помер – быстро подорвется! (Перевернул его на живот, приспустил трусы.) Пукан сдетанирует, ептэ! (Ушел в коридор.)

А н д р ю х а (рыдает): Не трогай его… Харе…

Л а в р е н т и й П а л ы ч (вернулся с флагом): Щас проверим! (Натягивает на рукоятку презерватив.) Чтоб типа как по накатанному, как гррица! (Встал над Валей.)

А н д р ю х а: Ублюдок! Не надо… (Отползает к стене.) Чтоб тебя самого черти выебали! Не надо… не надо… Ублюдок!

Л а в р е н т и й П а л ы ч (прицеливается): Эээ… Насчет раз!

А н д р ю х а: Отвечаю! Я тебя…

Л а в р е н т и й П а л ы ч: Раз!

Дзынь. Звонок в дверь.

О н а (пробегает мимо них): Пизда вам всем, говномесы! Валера! (У двери, пытается открыть.) Ну я здесь! Валера!

Л а в р е н т и й П а л ы ч (вскочил на подоконник): Братуха, если че, ты меня не видел, ты меня не знаешь. (Открыл окно.) А если че, то я тебя типа запомнил. (Смотрит вниз, держится за раму.) Ну че, мужики! Погнали, ептэ! (Прыгает.) Ебаный-в-рооот…

Вы ожидаете, что сейчас увидите

Валеру, в разы крупнее Лаврентия Палыча. Что он – спаситель. И что он побежит за ним, догонит. И совершится возмездие.

Ан нет.

Вы видите Валеру. И все становится понятным. Он – пузатенький, низенький уже немолодой человек с козлиной бородкой. Почти что интеллигент. Почти что.

Не хватает цилиндра и монокля. Зато в перчатках.

За ним, как за щитом, тянется Она. Подошла к окну, выглянула. Провожает взглядом хромающего Лаврентия Палыча. Еще чуть-чуть, и не видно его.

Андрюха забился в угол. Приготовился к худшему.

О н а: Ну чо я могу сказать? (Закрыла окно.) Удрапал! Ну где вот сейчас его искать, а? Где? Еще колготки все порвал, ебарь-террорист хуев.

В а л е р а (оглядывается): Какая восхитительная прелесть! (Взял бутылку с пола.) Выпиваем, значится? (Нюхает.) Какая удручающая мерзость! (Ставит обратно.)

А н д р ю х а: Она это… она с присадками, не взыщите…

В а л е р а (Ей): Собирайся, голубушка. Не надо терять ни секунды. И не переживай, наши девочки отыщут подлеца. Сегодня. Или завтра. Но обязательно найдут. Куда он денется? И тогда он узнает слово «справедливость». Не переживай, голубушка.

О н а (зло, уходит): Ну никто меня еще не трахал и не платил за это! Никто!

В а л е р а: Довольно слов. Больше ни-ни. Ни слова больше, голубушка. (Поставил стул напротив Андрюхи, сел.) Тот товарищ, я полагаю… ммм… усопший?

А н д р ю х а: Так точно… да, в смысле…

В а л е р а: Усопший – это хорошо. (Опомнился.) То есть это, конечно же, плохо. Это омерзительно. Поймите меня правильно, голубчик! Я дико извиняюсь, как вас… ммм… величать? Напомните, будьте любезны.

А н д р ю х а: Андреем я… называюсь… Андрей… А вас?

В а л е р а: Очень приятно познакомиться, Андрей. Даже в такой… ммм… удручающей обстановке. Но что делать? (Чешет бородку.) А я? Знаете, это неважно, дорогой мой друг Андрей. Так даже лучше, если вы не будете знать моего имени. Впрочем… ммм… к чему я тут комедию ломаю? Вы же все слышали. Я – Валерий. (Протянул руку.) Что же вы?

А н д р ю х а: А вы меня это… не ударите? Подло так… исподтишка…

В а л е р а: Какая прелесть! Зачем же мне вас бить, дорогой мой друг Андрей? Ради чего? (Убрал руку.) Какая мне выгода от физического насилия? Вы сами представьте! Тем более вас уже хорошо… ммм… на вас уже было физическое воздействие. Я правильно полагаю?

А н д р ю х а: Так точно… да, в смысле…

В а л е р а: И потом, у меня несколько другие методы. Но не будем углубляться. Вы согласны? Ну и славненько, дорогой мой друг Андрей! (Громко.) Голубушка, ты скоро?!

О н а: Ну да, сейчас, погодь! Мне забирать, а?! Или чо?!

В а л е р а (стеснительно усмехнувшись): Действуй по схеме, голубушка, по схеме! Ничего, грубо говоря, не изменилось! Просто представим, что… ммм… что ничего не было… что не было… ммм… никаких недоразумений!

<