Гребень волны
Шрифт:
А еще был мозг, подлинный властелин тела, строитель и носитель разума. В соединении этого грандиозного интеллектуального аппарата с телом, достоинств которого не перечесть, и возникало сверхсущество, перед каким не было и не могло быть неразрешимых задач. Сверхсущество по имени Константин Кратов. Единственный экземпляр вида.
«Я счастлив. Вот оно, подлинное счастье. Вот они, настоящие сильные эмоции. Только в полном САМООБЛАДАНИИ, в полном контроле над собой, который ни с кем не надо делить, и заключено чистое счастье. Я счастлив и буду счастлив вечно».
Он
«Я счастлив. Счастливее меня не было и нет. Я первый».
Вскоре начали попадаться фрагменты схемы контроля. В жалком, следовало признать, состоянии. Неведомый враг – а в том, что это был именно враг, посягнувший на благополучие корабля, а следовательно, и самого Кратова, он уже не нисколько не сомневался, – действовал изобретательно и точно. Аксоны схемы контроля были разорваны, а местами обуглились и даже выгорели, от них остались одни лишь дорожки сажи. Ганглии почернели, оплавились. В них не теплилось ни бита информации. Восстановить все это было невозможно.
Но Кратов был готов к такому повороту. Он и не строил планов, как бы заново слепить, склеить, спаять, сживить безвольно поникшие обрывки аксонов и ганглиев. Его мозг содержал ясную картину порушенной схемы, этого было достаточно. Кроме того, в мозгу же хранилась и программа управления гравигенераторами единственно доступной секции вне всяких схем, с минимальным участием как бортового когитра, так и человека на центральном посту, которым был Пазур. Главная же роль отводилась человеку у контроллера. Жаль только, что Пазур не был настолько совершенен, чтобы быстро и толково интерпретировать директивы этого взаимодействия. Кратову еще предстояло адаптировать часть своего «Я» для работы с человеком несовершенным. С недочеловеком.
«Я счастлив. Я машина для решения задач. Не Луллиевы логические колеса, а настоящая, первая в человеческой истории. Я могу решить любую задачу. Нет ничего, что было бы мне не под силу».
Пройдено было два метра из четырех, и плотность начинки возросла. А контроллер, перепуганный младший брат, которому нужно протянуть руку помощи, оставался все так же далек. Пора было приступать к жертвоприношению. Разрушить ненужное во имя бесценного. Поступиться сиюминутным во имя и на благо вечного.
И Кратов принялся расчищать себе путь.
Для этого ему пришлось с большим аппетитом решить оптимизационную задачу на сведение ущерба к минимуму. На основании результата он счел возможным пренебречь системой терморегулирования, хотя и сознавал,
«Я счастлив. Я близок к цели. Скоро задача будет решена. Я счастлив».
Как топор в живую плоть, он вошел в паутину аксонов системы жизнеобеспечения. За его спиной панически полыхали аварийные огни. И наверняка надсаживалась не слышная для его ушей сирена.
Корабль был поврежден, и сейчас он должен был начать защищаться. Но Кратов опередил его. Время текло, как струйка меда, и Кратов несколькими фантастически стремительными движениями обрубил ожившие эффекторы системы регенерации, перекрывая подступы к пробитому им туннелю во внутренностях «гиппогрифа». Самовосстановление захлебнулось.
Корабль смирился. Он был ранен. Пусть не смертельно, однако же достаточно тяжко, чтобы выйти из передряги инвалидом. Но от него и не требовалось идеального благополучия. Нужно лишь одно: чтобы он был в состоянии выброситься из экзометрии в субсвет с живым экипажем. Поэтому Кратов продолжал рваться к цели, ломая и калеча все на пути.
Он так увлекся этой локальной задачей на продвижение, что с трудом смог остановиться, когда на расстоянии протянутой руки от него возник оранжевый кожух контроллера.
Кратов ласково коснулся его пальцами. «Я здесь. Я пришел. Успокойся, ты не один». Неторопливо – теперь спешка была излишня – снял кожух и внимательно осмотрел панель подстройки, которая занимала его более всего. Примерно так он ее и представлял. Никаких новых проблем не появлялось. Отсюда, с этой панели, он сможет управлять поведением глупышки контроллера. Все будет происходить, как в обычном режиме отладки где-нибудь на галактической верфи. Он, Кратов, пошлет контроллеру юстировочный сигнал, а тот надлежащим образом отреагирует – скомандует генераторам усилить либо ослабить гравитационный тензор.
И корабль станет управляемым.
Кратов с улыбкой вслушался напоследок в дыхание таких близких гравигенераторов и вернулся в традиционный, человеческий, акустический диапазон.
– …с ума сошел, ты выморозишь нас, как мух! – дошел до него возмущенный голос Пазура.
– Я у контроллера, – сказал Кратов бесстрастно. – Приготовьтесь, начинаем уход.
– Подожди. Остановись. Как ты себе это представляешь?
– Кто-нибудь – вы, а лучше когитр – транслирует мне требуемый режим работы генераторов. Я задаю этот режим моему контроллеру. Разумеется, с поправкой на некорректную работу трех остальных секций.