Греческие каникулы
Шрифт:
Немецкий Марк понимал плохо, а потому вежливо улыбнулся и поинтересовался, не может ли герр объясняться по-английски или по-французски. Как оказалось, герр вполне владел английским, и когда он объяснился, Марк застыл на обочине, приоткрыв рот и вытаращив глаза. Ну, положим, глаз за темными очками не видно, но вот отвисшая челюсть точно имела место. Добрый бюргер, не особо выбирая английские выражения, попытался объяснить бредущему вдоль дороги незнакомцу, что одному ему с двумя такими молоденькими девушками не справиться и что он, герр, готов избавить жадного незнакомца от преждевременного инфаркта и вполне удовлетворится
Когда далеко не новый «форд» притормозил возле них и из окна высунулся какой-то белобрысый старый пень, Настя и Лиза решили, что он собирается спросить у Марка дорогу.
— Заплутал, болезный, — пробормотала Настя.
— На таком корыте немудрено. Систему навигации тогда еще не изобрели, когда его делали.
— А уж когда его самого делали, наверное, вообще был только паровой двигатель.
Девчонки захихикали. Услышав, что дядька изъясняется на немецком, Настя добавила:
— Ну точно, очередной фриц пробирается в наш отельчик. Это не курорт, а филиал дома для престарелых штурмбаннфюреров.
— Скажи спасибо, что мы с тобой не в Антальи, — перебила ее опытная курортница Лизавета.
— А что в Антальи?
— А в Антальи наши. Такой русский курорт. Все нажираются с утра, поэтому в воздухе летают бутылки и матерные выражения. Ну и прочая веселуха: народ в бассейны с балконов прыгает, блюет периодически туда же…
— Фу, Лизка, прекрати! — Настя скривилась.
Тут немец, видя, что Марк на его высказывания реагирует лишь растерянной вежливой улыбкой, перешел на английский.
Когда мужик перешел на знакомый по школе английский, девочки замолкли и прислушались. И пока Марк хлопал глазами, осознавая услышанное, подружки тормозить не стали.
— Эй, старик, я надеюсь, у тебя есть опыт бисексуальных отношений? — вопросила Лиза громко, внятно и на вполне приличном английском. — В тюрьме он тебе понадобится.
— А уж в тюрьму ты точно попадешь, здесь тебе не Вьетнам и не Таиланд, а Европейский союз! И за домогательства к несовершеннолетним тебе дадут много лет за решеткой! — подхватила Настя. Эх, жаль, что в школе их учат только правильному, официальному языку! Та же речь могла бы звучать гораздо более живописно и впечатляюще, знай она хоть пару-тройку слов на сленге, но немцу хватило.
Его физиономия из обветренно-красной стала кирпичной, он торопливо убрал голову в кабину, стукнувшись макушкой о раму, и вдавил в пол педаль газа. Машина совсем по-киношному взвизгнула шинами и рванула вперед.
Вся троица проводила запыленный транспорт внимательным взглядом. Неровная траектория движения и трудность, с которой водитель вписался в поворот, наглядно свидетельствовали о глубоком впечатлении, которое произвело на него знакомство.
— А давайте, девочки, вернемся в отель и закажем такси, а? — задумчиво высказался Марк. — Прокатимся с ветерком…
— Еще чего! — воскликнула Настя.
— Да мы уже полпути прошли! — Это Лиза. — Вы за нас, что ли, боитесь?
— Так я тебе по-русски повторю то, что этому хмырю по-английски сказала, — вмешалась Настя. — Мы в Евросоюзе, и это они нас должны бояться, понял?
— Видали, как он драпал? Как фриц с Курской дуги!
— Точно!
Девчонки, перемигнувшись, подхватили Марка под руки
— А вон там, смотрите, Марк, тропиночка! Можно срезать через рощу.
— Ой, а что это за деревья такие смешные? Корявые такие, но листва чудесного оттенка. Марк, не спи! Это что?
— Это оливы…
— Оливы? На которых растут оливки? Вау! Пошли скорей, я должна увидеть их вблизи.
Ложбинка, где росло несколько оливковых деревьев, кипарисы и неизбежные заросли ракитника, была невелика. Дорожка вилась меж стволов, валунов, кочек и кустов вполне различимая, вела она в нужном направлении, да к тому же рощица обещала благословенную тень. Они легко спустились с дороги и оказались в мире, где пахло теплой травой и смолой деревьев, радовали глаз цветочки и перекликались какие-то пичужки.
Подружки веселыми козочками прыгали по тропинке. Лиза радостно взвизгивала при виде крупных улиток или бросившейся наутек ящерицы и болтала без умолку. Настя, наоборот, притихла и шла молча. Вот она остановилась возле старого корявого дерева. Девочка погладила шершавый ствол, обвела пальцем дупло и щель в коре, потом прислонилась к дереву спиной, худыми лопатками вжимаясь в его теплую основательность, и подняла голову. Ветви и серебристо-зеленые листья складывали сложный узор на фоне безмятежного неба, еще не подернутого дымкой жары.
— Эй, вы что там застряли? — Лиза махала рукой с валуна впереди, но Марк не торопился. Настя мечтала стать художницей, и он уже привык, что порой ей требовалось время наедине с чем-то. Девочка часто запоминала фактуру вещей на ощупь, иногда Марк замечал, что она даже принюхивается… Пути таланта неисповедимы, и если ей нужно провести некоторое время с объектом, который затем ляжет на ее полотно, — почему нет?
Когда-то Марк общался с одной художницей… она была прелестно угловата, как и ее абстрактные произведения, но это было так давно… И в то время его как-то не слишком интересовали источники ее вдохновения, скорее ему просто нравилась богемная обстановка в мастерской: холсты, запах краски, кушетка в стиле мадам Рекамье. Кушетка была антикварная, и потому вещественному и довольно тяжелому Марку садиться на нее не разрешалось, не говоря уж о том, чтобы заниматься на ее ветхом шелке всякими глупостями… Помнится, для занятий сексом они использовали либо некое подобие гамака, подвешенного в проеме двери, либо грубо сколоченный деревянный стол. Марк бездумно таращился на траву, а видел тяжелую парчовую ткань, которая тускло переливалась в полумраке комнаты, вспыхивая вдруг вокруг судорожно сжавшегося кулачка Вероники. Точно, стол стоял возле окна. Окна выходили на оживленный и хорошо освещенный проспект, и свет фонарей заливал комнату каким-то потусторонним светом.
— Марк! Вы идете?
Марк вздрогнул и очнулся. Настя продолжала медитировать под деревом, а Лиза нетерпеливо приплясывала на повороте тропинки. Он поравнялся с девочкой и примирительно сказал:
— Давай подождем. Ты же видишь — Настя набирается впечатлений.
— Ой, подумаешь, Пикассо!
Марк промолчал, и Лиза со вздохом отступила:
— Ладно, я все понимаю… пусть ее, а то потом и сама изведется, и меня достанет… Помню, когда мы ездили с классом на экскурсию в Кремль, она вдруг села на мостовую и начала ощупывать булыжники. Классная наша чуть не поседела! Бросилась к ней: Настя, что с тобой? Тебе плохо?