Грех извне
Шрифт:
Грязь на руках, смешанная с кровью, еще не смыта. Назгал взглянул на свои черные пальцы. Под ногтями осталась кровь паренька. Поскорее бы его имя стерлось из памяти. Нужно пройти не меньше десятка смертей, чтобы забыть о каком-то человеке, что рос рядом с тобой.
Рекрут сжал пальцы, чтобы не видеть остатков крови.
Это всего лишь иллюзия, самообман. За такое время кровь давно вымоется. Сейчас проведут ритуал, воины освободятся от связи с духами смерти.
Назгал поднял взгляд, чтобы рассмотреть
Дверь хлопнула, Назгал опустил голову, даже закрыл глаза. Он услышал семенящие шаги священника и тяжелую, чуть шаркающую походку начальника. Ориентироваться вот так по звуку тяжело, ведь человек приучен пользоваться всеми органами чувств.
Священник направился к алтарю с чашей. Лагор к воинам.
– Встаньте, – произнес он, находясь в двух шагах от пехотинцев.
Воины поднялись. С колен они вставали без помощи рук, не охали, не ахали. Ни у кого не щелкали суставы. Лишь рекрут помог себе руками. В ногах его еще недостаточно сил.
Голову никто не поднимал, воины смотрели в пол, изображая покаяние.
– Пришло время освободить вас от связующей клятвы, – продолжал Лагор, – наш поход окончен. Отряду нет причины существовать. Мы достигли своих целей, видит Хранитель. Не все из наших добрались до дома, не все смогли разделить радость победы. Их души отправились к Хранителю раньше нас. Им повезло больше, чем нам.
Закончив, Лагор вздохнул, приложил руку к губам. Он отошел в сторону, взглянул на священника и кивнул.
Тот кивнул в ответ и налил в чашу освященное питье. Налил щедро, ведь лишь большим количеством жидкости можно смыть ту кровь, что принесли с собой воины. Лагор постарался, чтобы его воины закончили поход чистыми.
– Сегодня, в день Благого Раэба, – заговорил священник, – я присутствую при снятии обетов с отряда всадника Эснина Лагора. Всякий его пехотинец будет освобожден от связующей клятвы, волен идти собственным путем, избранным для него Хранителем нашим.
Священник спустился с возвышения, неся чашу перед собой на вытянутых руках. Священную бронзы он касался через белый платок, дабы не запачкать металл нечистыми мыслями. Ведь даже такие люди не без греха. С них больший спрос.
Начав читать очистительное заклятие на языке столь древнем, что из присутствующих его никто не знал, священник подходил к каждому воину. Он останавливался, просил назвать имя, признаться в проступках и желании очиститься. Хотя бы на искренность не проверял. До таких глупостей не было времени, а желания проверять искренность раскаяний священник не проявлял. Пожертвованное Лагором серебро помогло забыть о незначительной детали.
Лагору требовалось быстрее избавиться от воинов, снять с себя связующие оковы.
Назвавшись, изображая покаяние, каждый воин отпивал из чаши. Священник продолжал читать заклинание. Голос его уверенный, сильный. Произносимые слова обладали внутренней силой, скрытые непознаваемостью.
Два тяжелых глотка. Воин с трудом проглатывал жидкость и пытался отдышаться.
Речь священника успокаивала Назгала, но немного пугала реакция старших товарищей. Назгал украдкой следил за происходящим перед ним. В тайне надеялся, что до него очередь не дойдет. Он ведь не настоящий воин. Рекрут. Еще не успел нагрешить, не считая въевшейся в древко копья крови. Так не он убийца.
Заклинание не прерывалось, священник говорил на вдохе и выдохе. Редкое мастерство. Останавливал речь, вставая перед следующим воином. Так он повторил восемь раз. Лишь Борд с легкостью проглотил ритуальное питье. Опытному воину не раз приходилось употреблять подобное. От выпитого его лицо разрумянилось, а глаза заблестели. Он тяжело выдохнул и покачал головой, словно от удовольствия.
Обогнув старого воина, священник направился к рекруту. Заклинание переходило на последнюю фазу, чувствовалось приближающееся окончание речи. Священник остановился перед пареньком, поставил точку в тягучем песнопении.
– Назовись!
– Назгал. Отряд Эснина Лагора. Рекрут.
– На тебе есть кровь?
Хоть Назгал слышал восемь раз этот вопрос, обращенный к другим воинам, все же замешкался. В чем смысл вопроса? Кровь, что он пролил? Или кровь, что попала на него? А может, та кровь, пролитая из его жил?
– Есть, – лучше ответить как все.
– Ты раскаиваешься в сотворенных делах, осуждаемых Хранителем нашим?
– Искренне раскаиваюсь! – голос Назгала дрогнул, в нем появились слезливые нотки.
– Пей!
И Назгал выпил, единым махом, как делали остальные. Жидкость обожгла нутро, провалилась внутрь. В живот она упасть не смогла, застряла где-то по пути. Назгал закашлялся, глаза заслезились. Паренек прикрыл рот, боясь, что выплюнет ритуальное питье. Боялся, что Хранитель не принял его слов и теперь карает осуждаемым пламенем.
Глотка горела, в рот будто кусок пареной репы положили. Только вынутой из костра.
Но священник не оскорбился, не накинулся на паренька с бичеванием за грехи. Он только отступил на шаг, кивнул и даже улыбнулся.
– Очищение не дается легко, – это была первая фраза, что он употребил после заклинания, стремясь поддержать молодого. – Старайся не прибегать к этому столь часто, как старшие твои товарищи. Глянь на них, путь их труден и жесток. Жизнь не в трудах во славу Хранителя, а в горечах.
Конец ознакомительного фрагмента.