Грехи девственницы
Шрифт:
Кучер приветственно снял шляпу.
— В больнице Святой Марии не было мест, поэтому пришлось отвезти ее на Грин-стрит.
Больница Святой Марии — благотворительная больница. Что за дела у Мадлен…
— Вы…
— Я уже сказала, это не ваше дело. Почему бы вам не поискать кеб?
Только не теперь, когда Мадлен так его заинтриговала.
— Я решил, что поеду с вами.
Глава 7
Мадлен напряженно сидела, отвернувшись от взгляда бледно-зеленых глаз, изучавших ее в темноте экипажа.
Но это не так. Он ничего не знал.
Мадлен и раньше видела такое выражение довольства на лице Хантфорда. Ее красота всегда заставляла мужчин искать доказательства того, что она прекрасна и душой. И когда они считали, что нашли эти самые доказательства, они расслаблялись, уверенные в стабильности и разумности окружающего мира. Мадлен использовала это, чтобы завоевать доверие мужчин по всей Европе. Чтобы выведать у них государственные тайны и выудить из их карманов секретные документы.
Но в отношении Гейбриела она не обманывалась. Его никак нельзя было назвать легковерным.
— Я помогла той женщине, чтобы она не испортила мое представление. Ведь при виде окровавленной дамы английские джентльмены начинают чувствовать себя крайне неуютно. Это вносит сумятицу в их мысли, и они теряют способность к концентрации. Я хочу, чтобы завтра все говорили лишь обо мне, а не об этой бедняжке, попавшейся, к своему несчастью, на глаза Уэбстеру.
— Я так и понял, — произнес Гейбриел, хотя на его губах по-прежнему играла покровительственная полуулыбка. — Зачем вы устроили аукцион?
Гейбриел подался вперед, поставил локти на собственные колени и теперь снисходительно взирал на Мадлен. О, это уже слишком.
Мадлен крепко сцепила пальцы и изобразила на лице страдание.
— Моя бабушка больна, а доктора берут за свои услуги слишком дорого. Я не могу позволить ей умереть от голода.
Гейбриел хотел взять Мадлен за руку, но она увернулась и прижала палец к губам. С каждой секундой она все больше входила в роль.
— А еще у меня есть младший брат. Ему предстоит идти в школу, и я не хочу, чтобы он жил на улице, так же как я. Наш отец лишился фермы, на которой работал всю свою жизнь. Наши дед и прадед возделывали эту землю, но от нее ничего не осталось, кроме мозолей на руках.
С каждой новой фразой улыбка Гейбриела постепенно угасала и вскоре уступила место привычному равнодушному выражению.
— А ваша мать?
— Совсем ослепла, работая швеей, чтобы прокормить всех нас. Но теперь она умерла. От гриппа прошлой зимой. А у меня даже не было денег на то, чтобы установить надгробие на ее могиле…
— А истинная причина? — Гейбриел откинулся на спинку сиденья, и его лицо утонуло в тени. Однако тон, каким он задал вопрос, мог бы заморозить Темзу.
— Деньги. — И ничего больше. Никакой веской и благородной причины, которая могла бы ее оправдать.
— Но деньги у вас есть. Я смотрел финансовые отчеты. Вы не задолжали ни одному магазину. У вас вообще
Да, Мадлен предпочла продать тело, но не душу.
А Гейбриел продолжал:
— Дом вы снимаете, но зато у вас собственный экипаж, лошади и одежда. Все это стоит очень дорого. Так почему бы не продать их и жить на вырученные деньги?
— Вы предлагаете мне провести остаток жизни в нищете? Считать каждый кусок угля? Штопать, перешивать и пытаться замаскировать обтрепавшиеся подолы оборками, изготовленными из старых платьев? — Мадлен не хотела ложиться в постель голодной. Не хотела спать на полу, потому что в матрасе поселились вши. Такая жизнь осталась в прошлом, и она не собиралась к ней возвращаться.
Мадлен не видела выражения лица Гейбриела, но во всей его фигуре читалось осуждение.
— Это лучше, чем торговать собой.
— Почему? Какое благородство в том, чтобы молча страдать, когда есть другой выход? Мужчинам с детства внушают, что они должны быть лучше всех, а я женщина, и поэтому должна довольствоваться малым и безропотно принимать свое нищенское положение, навязанное мне жизнью? — Мадлен медленно перевела дыхание, чтобы взять себя в руки. Ее объяснение было логичным и четким.
А также лишенным излишней эмоциональности.
— Вы могли бы выйти замуж.
Чтобы какой-то мужчина получил власть над ее телом и деньгами? Чтобы он насиловал ее и бил до тех пор, пока она не покорится его воле? Мадлен видела, что стало с ее матерью. Видела, как жизнь опустошила ее, совсем ничего не оставив.
— Нет.
Хантфорд молчал. Мадлен знала, что он ждет объяснений, но как и все остальное в ее жизни, это его не касалось.
— Где вы жили до того, как появились в Лондоне шесть месяцев назад? — наконец спросил он.
К несчастью для Гейбриела, Мадлен слишком хорошо научилась избегать неудобных вопросов.
— Развлекалась с царем в Санкт-Петербурге. — Правда была лучше, чем любая выдуманная история. — Между прочим, целуется он ужасно. — Мадлен скользнула на сиденье рядом с Гейбриелом и провела пальцами по его губам. Молодой человек не шевелился, лишь мышцы на подбородке заиграли. — А потом я была с великим маршалом Прутосом. Но он предпочел не размениваться на поцелуи. — Мадлен коснулась губами подбородка Гейбриела, а потом поднялась к мочке его уха. — Он захотел, чтобы я расстегнула его штаны и взяла в рот его плоть. — Рука Мадлен скользнула по широкой груди Гейбриела, но он перехватил ее, едва только она коснулась талии.
Его пальцы сжали запястье Мадлен. Не больно, но достаточно сильно, чтобы она не смогла вырваться.
Взгляд Гейбриела обжигал.
— А потом настала очередь самого Бонапарта? Чего же хотелось великому человеку? — Пальцы молодого человека скользнули вдоль декольте платья Мадлен. — Вы предложили ему эти соблазнительные холмы?
Кожу Мадлен внезапно закололо мириадами иголочек, а грудь начала тяжело вздыматься под рукой Хантфорда.
— Я никогда не встречалась с Наполеоном. Но его брат, король Жозеф, имел отвратительную привычку называть их оплотом безупречности.