Грехи наши тяжкие
Шрифт:
Я пошел на эту сделку только из-за колхозных интересов. Мне хотелось достроить комплекс и разместить в нем стадо, так как старый коровник находился в аварийном состоянии.
Гражданин председатель суда!
Граждане трудящиеся заседатели!
Я обращаюсь а к вам с этим последним словом и думаю, что вы учтете все сказанное мною при решении моей судьбы. Я принимаю ваш приговор как должную кару. Но надеюсь на ваше сострадание.
29
— Встать, суд идет!
Хлопнули
Сегодня она казалась особенной.
Всю неделю собравшиеся в этом зале начинали день с того, что вставали при появлении суда и стояли минуту-другую, словно вслушиваясь в себя, в свое сердцебиение. Но сегодня совсем не то, что каждый день. Сегодня придется стоять долго: ожидалось оглашение приговора.
В отличие от других обвиняемых, Тихон Иванович и во время суда оставался на свободе. Вечерами автобусом он уезжал к себе, в Туренино, а утренним, к началу заседания, возвращался. Возвращался даже раньше и толкался в коридоре, ожидая вместе со всеми открытия дверей судебного зала.
После первого же дня, приехав домой, Варгин рассказал Егоровне, как держится на суде Косульников, как он одет, как следит за собой.
Егоровна ничего не сказала, только долго стирала и гладила, и утром Варгин выглядел молодцом. Конечно, уж какой молодец из него в его-то годы? Но все же Тихон Иванович был побрит, костюм на нем поглажен, словом, вид у него был ухоженного человека.
А сегодня, когда ожидалось вынесение приговора, Егоровна даже драчон напекла — румяных, с корочкой, которые он так любит. Тайком десяток яиц сварила, сухарей насушила, и все это завязала в узелок, куда положила еще пару чистого белья.
Она очень беспокоилась перед отъездом Тихона и смотрела в окно.
Смотрела — и высмотрела: проехал Суховерхов, и тоже с сумочкой.
Варгин сразу же заметил сумку и Михаила и возмутился: «Что вы меня раньше смерти вздумали похоронить?» Но потом, вспомнив, куда и зачем он едет, перестал ворчать.
Вышли из дому все вместе — и Егоровна, и Суховерхов с сумкой.
Вынесение приговора почему-то задерживалось. В коридоре собралось уже много народа. Уж давно открылись двери соседнего зала. Очень скоро из этого зала, в сопровождении двух охранников, вышел парень. По виду — тракторист. Высокий, с длинной и худой шеей; руки его были заложены назад.
И сразу же, неподалеку от Варгина, плача, встала женщина. Тихон Иванович узнал ее: это была та баба в автобусе, которая рассказывала о сыне, задавившем на тракторе человека. В руках бабы был такой же узелок, что и у Егоровны.
Следом за парнем кинулась молодка.
— Вася, дорогой!
— Не подходить! — крикнул охранник.
Солдат оттеснил женщин и очень быстро прошел за парнем следом.
Баба не отставала. Она бежала за осужденным, торопливо говорила:
— Вася! Может, прислать тебе кирзовые сапоги?
— Не надо, — бросил на ходу парень.
— Серафим умер. Новый директор написал тебе хорошую характеристику.
— Передайте ему от
При одном воспоминании об этом Тихону Ивановичу становилось не по себе. Вот так же торопливо поведут и его коридором…
В ушах звенело: «Встать, суд идет!»
Варгин стоял в узеньком проходе для подсудимых. Тихон Иванович вперед не совался, а стоял во втором ряду, вместе с такими же «бедолагами», бывшими председателями. Он стоял, опустив натруженные руки, и, понуро глядя на спину Косульникова, думал об одном — о том, как бы выстоять, не упасть до окончания чтения приговора.
Одного из своих соседей, который стоял справа от него, бывшего председателя колхоза из Старо-Спасского района, он знал — встречались на всяких собраниях. Тот был помоложе Варгина: служил в армии, но уже после войны. Пиджак на нем свободно болтался.
— Упекут нас, — обронил чуть слышно сосед.
— Т-ш-ш!
— Суд в составе… — Песняков долго и однотонно перечислял фамилии всех — и себя, и судей, и народных заседателей; кто поддерживал обвинение, а кто, наоборот, осуществлял защиту гражданина Косульникова. И лишь после того как председатель назвал всех, кто участвовал в «открытом судебном разбирательстве», он сделал передых и, повысив голос, стал читать дальше:
— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики… — читал он глухим голосом закоренелого курильщика.
При этих словах Преснякова Варгин вспомнил, как, бывало, в дни службы, ему вот так же, перед строем, объявляли благодарность «от лица службы». Он не знал это «лицо» и даже теперь не мог понять, почему оно так долго служит.
У Варгина от напряжения болела голова, в висках стучало. Он все время повторял про себя: «От лица службы»… «От лица службы»…
— Суд, руководствуясь статьей 93, частью 1-й Уголовного кодекса Российской Федерации, приговаривает Косульникова (Пресняков все перечислял: и имя, и отчество Косульникова, и год рождения, и образование, и что не судим ранее), — и повторил: Приговаривает к лишению свободы сроком на девять лет, с конфискацией принадлежащего ему имущества, с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии строгого режима.
И далее, без перерыва, все так же однотонно, Пресняков стал читать другой приговор бывшим председателям колхозов. Он опять перечислил всех, кто участвовал в суде, и, не останавливаясь и не выделяя никого в особенности, председатель стал читать фамилии обвиняемых.
И его фамилию прочел — фамилию Варгина.
И когда председатель произнес его фамилию, Тихон Иванович понял, что защитник напрасно старался: ему не удалось отстоять статью «халатность по службе». Дали ему как и всем бывшим председателям.
Варгин померк, погас и уже слушал приговор без всякого интереса.
— Обвиняемых…
Варгин застыл — даже пропустил свою фамилию, Тихон Иванович надеялся на то, что Пресняков прочтет его фамилию отдельно от других. Оказывается, нет! — он произнес его фамилию, как и положено, по алфавиту.