Грехи наши тяжкие

Крутилин Сергей Андреевич

Но вместе с тем шевелилось чувство гордости за свою причастность к т ому, что и он кормит этот город.

10

Варгин опоздал, но опоздал самую малость, из-за автобуса. Автобус тащился медленно — была плохая дорога. Дорогу до областного центра чинили каждый год. Все лето до самой уборки возили гравий, сыпали по середке дороги сухой асфальт. Потом сравнивали его, мешали, укатывали, и шоссе было ровное и черное, как воронье крыло. Но проходило время — в уборку, пока возили зерно, самосвалы снова разбивали дорогу, причем так, что весной

ее опять надо было ремонтирповать.

Так и ремонтировали каждое лето, а автобусы пылили в объезд, опаздывая из-за этого.

«Ничего, следователь небось тоже человек, поймет», — думал Тихон Иванович, торопливо шагая от остановки в центр города, где помещалась прокуратура. Навстречу шли люди, и было странно их видеть. Шли люди со своими заботами.

Тихону Ивановичу много раз приходилось бывать по соседству с этим мрачноватым домом — в обкоме и облисполкоме. Его приглашали на совещания, награждали. А вот за углом, где находилась прокуратура, он ни разу не был и теперь присматривался к дому.

Ни на лестнице, ни в коридоре — длинном, с рядами одинаковых стульев вдоль стен — ни души. Было гулко и очень одиноко. И от этого одиночества застучало сердце. Он думал, что надо сказать, войдя в кабинет. Ведь от первой фразы многое зависит: и настроение следователя, и само направление беседы. Конечно, он первым делом поздоровается, скажет: «Здравствуйте!» Следователь спросит: «Как вы доехали, ТИ?» — «Ничего! — бодро ответит Варгин. — Нам это привычно!» Тихон Иванович нашел, что такая фраза в начале разговора — хороша, и он стал без конца повторять себе: «Нам это привычно!», «Нам это привычно!»

Повторяя, Варгин вдруг подумал, что произносить в начале разговора эту фразу неудобно. Выходит, что ему, Варгину, привычно быть у следователя. «Нехорошо так, — подумал Тихон Иванович. — Лучше сказать: «Наше дело такое — председательское: на месте не сидим»».

Варгин толкнул дверь и вошел.

Их было двое — этого уж совсем не ожидал Варгин.

— Здравствуйте! — не очень уверенно проговорил Тихон Иванович.

Ни тот, ни другой не ответили на его приветствие, продолжали шелестеть бумагами. «Они слишком привыкли к вежливости посетителей, — решил Варгин. — Для них сейчас свидетель, а через месяц — покопаются в деле, — глядишь, и преступником обернулся». И у Тихона Ивановича пропало желание говорить: «Наше дело такое — председательское: на месте не сидим».

В это время один из тех, что сидел за столом, поднял от бумаг голову, и Варгин узнал Гужова: следователь заходил к нему, когда опечатывал мастерскую. Узнал он и второго, Никитенко. И то, что он узнал их, прибавило ему уверенности, силы, и он тут же укорил себя за минутную слабость.

— Садитесь, — сказал Гужов.

Тихон Иванович сел.

— Ну, вот где еще раз пришлось встретиться… — пошутил Валерий Павлович.

— Да.

— Тихон Иванович, — заговорил Гужов, — придется вам ответить на ряд вопросов.

— Я готов.

— Фамилия? — спросил Гужов и посмотрел в лицо Варгина так пристально, что Тихон Иванович смутился даже от этого его взгляда.

Варгин ответно посмотрел на следователя.

— Год и место рождения? — продолжил расспрашивать Гужов.

Тихон Иванович сказал. Сказал дату

своего рождения и назвал деревню, где родился.

— Кем работаете?

— Председатель колхоза «Рассвет».

— Стаж работы?

Варгин сказал. И только когда он сказал все это, сказал почти неслышно, глотая от волнения слова, тот, постарше, который сидел в углу, стал записывать его показания. Тихон Иванович, помимо своей воли, взглянул туда, на отпечатанный бланк дознания, на котором писал белобрысый следователь. Значит, все, что Варгин говорил о себе раньше, там было уже написано. И оттого, что теперь каждое слово, сказанное им, будет внесено в протокол и подшито к делу, он решил, что говорить надо осторожно. «Хотя, — усмехнулся Варгин, — тут небось есть не только шариковые ручки, но и магнитофоны, которые записывают его речь, ловят каждую интонацию, оговорку, заминку. Выйдешь — они включат запись твоей речи и снова и снова будут изучать ее».

Тихон Иванович решил, что он не даст им повода, чтобы они изучали его речь потом. Он будет следить за собой, отвечать на вопросы по возможности кратко, ясно, без недомолвок.

— Вы знаете, по какому поводу мы вас вызвали? — Гужов полистал бумаги, лежавшие перед ним.

У следователя были тонкие пальцы, узкие ладони — не то что у Тихона Ивановича. Варгину стало неудобно за свои ладони — широкие, как камбала, с толстыми короткими пальцами. Варгин застеснялся своих рук и убрал их на колени.

— В открытке значилось, — сказал он. — Вызван свидетелем по делу Косульникова.

— Так. Теперь скажите: это ваша подпись под документом? — Гужов подал знакомую Варгину бумагу, подписанную им года три назад.

Там, внизу, рядом с подписью Косульникова стояла и его, Варгина, подпись.

Тихон Иванович, еще минуту назад решивший, что он ничем не выдаст своих эмоций, невольно вздохнул и промолвил подавленным голосом:

— Да. Это моя подпись.

— Значит, Косульников работал у вас исполу?

— Нет, в договоре указано, что он может расходовать на зарплату только пятнадцать процентов.

— На зарплату… — повторил Гужов. — А остальное — стоимость металла и реализация. Это значит, что половина денег шла колхозу, а вторая половина — Косульникову. Вы понимали, что этим вы давали простор для обогащения мошенника?

— Косульников сам поставлял металл и сам сбывал готовую продукцию. Он уверял, что это стоит денег.

— Можете вы вспомнить, сколько в вашем колхозе произведено кабельных наконечников?

— Сейчас не помню точно. Много, тысячи, — сказал Варгин. — Вы ж опечатали мастерскую, забрали наряды и книгу учета продукции.

И Тихон Иванович стал рассказывать, как был поставлен учет и что сейчас он не подготовлен: надо посмотреть бухгалтерские книги.

Варгин говорил, а другой следователь, Никитенко, записывал. Тихон Иванович не знал в точности того, о чем он говорил.

А у них уже все было подсчитано: сколько произведено наконечников, сколько передано заводам и специализированным трестам. Их смущало, что сбыто было чуть ли не втрое больше, чем произведено. Машины с готовой продукцией заезжали на заводской двор; наконечники приходовались, но не сгружались: грузчики везли их в монтажные тресты, где продукция приходовалась снова.