Грехи наши тяжкие
Шрифт:
— Ну вот и хорошо! Надо так и сказать Гришке.
— Так и скажи.
Леша в ответ пожал плечами.
— Григорий!
Гришка протиснулся в дверь.
— Я знаешь что подумал, — заговорил Леша. — Ведь чтобы обмен совершить, нужны будут какие-то бумажки?
— А-а, какие бумаги? — Гришка уже успел набросить на плечи пиджак — помятый, длиннополый, знать, с чужого плеча. — У меня есть домовая книга. Я — хозяин этой половины. Что захочу, то и делаю. Хочу — продаю. Хочу — меняю. Я вашу избу знаю. Бывал
— Такую справку нелегко добыть.
— Ну да? — Гришка взмахнул руками. При Варгине — конечно. Он вас знал давно и ценил. Особливо Прасковью, раз она дояркой работала. А новому председателю море по колено. Пенсионеры? — пусть в городе и живут.
— Со справкой морока, однако, будет, — подал голос Игнат.
— Попробуем.
— Попробуйте. Выправите справку, и пойдем к нотариусу, — пояснил Гришка. — Я бы мог и продать, да себя боюсь. Продать-то продам, а новой избы не куплю. Все деньги пропью. Я себя знаю. А так, без денег чтоб. Ну, я думаю, на пропой вы мне прибавите сотню-другую.
Прасковья молчала. Она оттягивала основной разговор. И чтобы отсрочить его хоть на какое-то время, она спросила о жене — не возражает ли бывшая жена против обмена?
— А чего ей возражать? Это моя половина. Как хочу, так и распоряжаюсь.
— Это так рассуждаете вы. А она ведь молодая женщина. Может, она не теряет надежды. Потом нам с ней жить.
Гришка ничего не сказал, но по его лицу видно было, что он о чем-то думает.
— А за чем дело стало? Она дома. Я сейчас ей постучу.
Он подошел к стене — в том месте, где стоял диван, — постучал кулаком в стену раз, другой.
— Какого черта? — послышался голос из-за перегородки.
— Валь, люди просят. Зайди на минутку, — сказал Гришка.
Вскоре пришла женщина лет тридцати пяти, с изможденным и усталым лицом. Она поздоровалась с незнакомыми людьми и, увидев бутылку на столе, что-то хотела сказать, но передумала.
Прислонившись к дверному косяку, она постояла, присматриваясь.
— Вы уж извините нас за беспокойство, — заговорила Прасковья. — Тут такое дело: может, мы будем вашими соседями. Решили познакомиться.
— Соседями? Вот хорошо-то, — обрадовалась она. — А то от него спасу нет… только и знает — компания у него за компанией.
Все помолчали — даже Гришка не вступил в разговор.
— Он издергал меня. И ребят замучил, — продолжала она. — Вы что ж, покупать решили или как? Денег ему не давайте на руки: пропьет.
— Мы решили меняться. Он переедет к нам, в Загорье, а мы сюда. Говорит, что тут его друзья одолели.
— Меняться? Это вы правильно решили. Пусть он поживет в деревне. Это ему на пользу. Только Марфуша будет против.
— А какие такие она имеет права — не позволить? — вступил в разговор Гришка. —
— Марфуша, — пояснила соседка, — это его полюбовница теперешняя. Гришку держит, как держат кот коня за узду. Так и она.
— Все вы держите за узду! Только пусть она попробует заикнуться против. Я ей покажу узду!
— Но моя обязанность предупредить людей. Такие дела надо не с ним, а с Марфушей решать. Она трезвая и потом — хозяйка. Но Марфуша сейчас на работе. Тут я вам не помощница.
Она прошла в комнату и села с краю дивана, где, наверное, любила сиживать за шитьем, пока не отчаялась и не ушла от Гришки.
Прасковья смотрела на уставшую женщину и молчала.
— Меняйтесь, — снова заговорила соседка. — Мне будет легче и спокойнее. За ребятами приглядите, когда я на работе. А то уйдешь, а сердце все болит: опять небось у него попойка? Ведь не ровен час керосинку оставит. Вот и пожар.
— Не бойся, я керосинку не зажигаю, как выпью.
Женщина отмахнулась, будто не слушала его.
— А что вам, двоим, надо? Молодые ведь хотят отдельно жить?
— Отдельно. Они квартиру ждут.
— Так вот. Дом хороший. Крышу мы еще в первый год, как купили, перекрывали. Правда, она не крашена давно. Да вы покрасите. Свои руки-то. Будете сидеть да телевизор смотреть.
Прасковья устала стоять, села на другой конец дивана.
Гришка посчитал, что деловой разговор окончен, и потихоньку вышел в столовую. Ему не терпелось допить остатки водки. Ради приличия следом вышел Игнат с Лешей, а женщины остались наедине.
— Вы будете разговаривать с Марфушей — не кричите на нее. Пусть она выговорится, — учила соседка. — Потихоньку обходитесь с ней. Вы послушайте ее, а делайте что надо. Она накричит, наговорит бозныть что. Права свои доказывать будет. А Гришка наступит ей на хвост — ничего, притихнет. Может, и она ему надоела, как я. Может, он от нее надумал избавиться.
— Спасибо тебе, — вырвалось у Прасковьи искренне. — У тебя-то самой есть помощник или одна обходишься?
— Ох уж эти помощники, — вздохнула соседка. — Как горлышко бутылки покажешь, так и помощники объявляются.
Прасковье больно было слышать такие слова, но в них была доля правды.
— Гришка что ж… в деревне за ум хочет взяться?
— Говорит, в пастухи попрошусь.
— Варгин не принял бы — знал Гришке цену. А этот возьмет. Работники на новой ферме нужны.
Помолчали.
Было слышно, как в соседней комнате тикают часы.
— Ну, если я вам не нужна больше, то я пойду, — сказала женщина. — Заглядывайте, коль решите. Конечно, сначала все кажется непривычным. Попомните меня: в городе вам будет хорошо. Встали и пошли, ни стада вам, ни на ферму ходить не надо. Считайте, что вам повезло.