Грехи отцов. Том 1
Шрифт:
Это выглядело, как спектакль: Алисия, плохо знавшая свою роль и путающая реплики, Джейк, подсказывающий ей правильную линию, Алисия, исправляющая свои промахи так ловко и быстро, что я, как зритель, захваченный внешним действием, не обращал внимания на скрытую драму, короткими вспышками возникавшую перед моими глазами.
Я пристально смотрел на Себастьяна. Он снова заговорил. Я изо всех сил старался полностью сосредоточиться на том, что он говорил, но при этом часть моего мозга была поглощена навязчивыми мыслями: это неправда, не может быть правдой, это слишком поспешный вывод, порожденный расстроенными нервами, плод больного воображения, этому нельзя
— Да, — размышлял между тем Себастьян вслух, — так оно, вероятно, и было. Ты ведь знаешь все эти смешные старомодные идеи матери о том, что следует пить женщинам. Она сама не пьет ничего, кроме хереса, делая исключение из этого правила лишь в редких критических ситуациях. Помнишь тот случай, когда Эндрю сломал ногу в Бар-Харборе, и ты успокаивал ее с помощью мартини. Когда я в тот вечер заглянул в «золотую комнату», мать пригласила меня выпить с ними. Я сразу заметил, что Джейк пил виски. Я обратил на это внимание, так как на столе, рядом с ведерком для льда стояла бутылка виски, кажется, «Грант», нет, «Джонни Уокер» с черной этикеткой, а не та плебейская дрянь, которая тебе нравится... и я не удержался от искушения сделать глоток. Затем я с удивлением обнаружил, что стакана с хересом нет и мать пьет то же, что и Джейк. Я, разумеется, не вижу причин, по которым мать не может позволить себе выпить виски в ее-то возрасте, но эта сцена засела в моем мозгу. Я подумал: «Вот до чего докатилась моя мать — хлещет виски с чужим мужиком». Глупо, не правда ли? Мы всегда считали, что она на такие вещи неспособна.
— Да. Ты прав.
— Господи, так вот какая она антисемитка! — Он тяжело поднялся со стула и поплелся к двери. — Пойду-ка я, пожалуй. Пока, Корнелиус. И спасибо.
— Спокойной ночи, Себастьян.
Он вышел. Я остался сидеть за столом. Внезапно мне пришло в голову, что всему этому есть, вероятно, очень простое объяснение, и если я попрошу Алисию все мне рассказать, то почувствую облегчение. Я попытался сформулировать свой вопрос: «Извини меня, Алисия, но как получилось, что ты месяцами пила и продолжаешь пить виски и Джейк знает об этом, а я нет?»
Абсурд. Слишком глупо. Как только я открою Алисии, что все знаю, она, жалея меня и стремясь сохранить наши безоблачные отношения, наделает столько глупостей и нелепостей, что страшно подумать, и все тем самым разрушит. Нет, как бы там ни было, ни она, ни Джейк не должны догадаться, что я все знаю.
Да и что, собственно, я знаю! Ничего особенного. Шесть лет назад, в 1949 году, я предложил жене завести любовника, и она завела его однажды. Мне не в чем ее упрекнуть. Это соответствовало нашему брачному контракту. Более того, она нашла едва ли не единственного во всем Нью-Йорке мужчину, который не станет трепаться о своей победе на каждом углу и смеяться за моей спиной. Я был восхищен ее здравым рассудком. Я вздыхал с облегчением при мысли о безупречной скромности Джейка. Я хвалил себя за практицизм, позволивший мне без особых усилий решить непростые жизненные проблемы. Все трое мы были вполне цивилизованные и порядочные люди. Все шло как нельзя лучше.
На моем столе стояла фотография Алисии, и я поймал себя на том, что разглядываю ее. Я смотрел на ее гладкие, блестящие черные волосы, серо-зеленые раскосые глаза, и внезапно меня обожгло воспоминание о ее безупречной коже, ее небольших круглых упругих грудях, ее...
Мне захотелось убить его.
Добредя, как слепой, до шкафчика со спиртным, я плеснул немного в стакан. Не знаю, что уж там было, но оно не имело никакого вкуса; все
В дверь постучали.
Я стоял около шкафчика со спиртным с пустым стаканом в руке. Бутылка канадского ржаного виски была откупорена. Я взял ее и налил себе еще порцию.
— Да? — сказал я.
Дверь открылась.
— Корнелиус...
Не в силах посмотреть на нее, я поднял стакан и выпил. Мои руки все еще дрожали.
— Извини, но я хотела удостовериться, что Себастьян заглянул сюда попрощаться перед отъездом.
— Он заходил.
Я повернулся лицом к письменному столу, и, таким образом, оказался к ней спиной. Мои бумаги лежали там, где я их оставил, археологические реликты потерянного мира.
— Хорошо. О, Корнелиус, я так подавлена в связи с этой женитьбой! Знаю, мне нужно взять себя в руки и стать нормальной свекровью, но это страшно трудно, тем более, что я просто не понимаю, что Себастьян нашел в этой девке.
— Да.
— Ну, а ты-то понимаешь, что он нашел в ней?
— Нет.
Пауза.
— Корнелиус, что случилось?
— Ничего. Давно ты пьешь виски?
— Что?
— Я спросил, давно ли ты пьешь виски?
— О...
Я обнаружил, что смотрю на нее, хотя и не помнил, когда повернулся к ней лицом. Но она уже не смотрела на меня. Ее взгляд был отрешенным, обращенным внутрь себя, будто она вглядывалась в далекое прошлое.
— Да, некоторое время, — произнесла она наконец. — Я скрывала это, боясь расстроить тебя. Ведь тебе всегда нравились мои старомодные идеи насчет выпивки.
Она смотрела мне прямо в глаза не более двух секунд, но этого было достаточно, чтобы убедиться в ее искренности. Когда двое долго живут вместе и глубоко любят друг друга, то в определенных обстоятельствах они понимают друг друга без слов.
— Ну, что ж, продолжай пить виски, — сказал я. — Какое у меня право останавливать тебя?
Она на минуту задумалась, потом сказала:
— У меня больше нет желания пить, — и быстро вышла из комнаты.
Всю ночь я думал о том, как вернуться к нашему разговору, но так ничего и не придумал. Говорить с ней на эту тему, казалось, не было никакой возможности. Все это время она была приветлива со мной, но сохраняла дистанцию. Однажды я чуть было не заорал на нее: «Мы должны поговорить об этом», — но сдержался. Я слишком боялся того, что мог услышать, и, как я понял, она тоже боялась исхода нашего разговора. Скованные страхом порвать тонкую нить, все еще связывающую нас, мы все дальше заходили в нашем одиночестве вдвоем, изображая взаимную вежливость и загоняя поглубже свои чувства. Тем временем мое внутреннее напряжение катастрофически нарастало, и я понял, что не смогу избежать мощного взрыва.