Грехи отцов. Том 2
Шрифт:
— Скотт, — сказала я, — тебе необходима помощь. Обратись к доктору.
Он энергично кивнул.
— Я приму таблетки. Они помогут мне на первых порах. Я никогда больше не буду пить, никогда, клянусь.
Я поцеловала его и прижала к себе сильнее.
— Я имела в виду не только спиртное. Тебе нужна помощь, чтобы справиться с приступами насилия, которые мучают тебя.
Это его озадачило.
—
— Скотт, алкоголь не является созидательной силой. Он не создает стремления к насилию из ничего. Насилие живет в тебе постоянно и лишь дремлет до поры до времени. Все, что делает алкоголь, — это открывает ему выход.
Он задумался, положив руку на лоб, как будто у него болела голова. Но он не жаловался. Наконец он сказал:
— Ну что ж, возможно, это так. Да, может быть. Но спасение не у психиатра. Оно во мне. Как только я рассчитаюсь за своего отца, я приду в согласие с самим собой, и все мое неистовство, вся агрессивность останутся в прошлом.
Мы помолчали. Потом я сказала:
— Думаю, твой отец давным-давно знает, что ты исполнил свой долг по отношению к нему, и хотел бы, чтобы ты теперь занялся собой. Если ты согласен поговорить с доктором...
— Ты имеешь в виду психиатра?
— Да, психиатра. Это не значит, что я считаю тебя сумасшедшим...
— Не сомневаюсь, что именно это ты и думаешь. А после прошлой ночи я и винить тебя не могу за это.
— Это не значит, что я считаю тебя сумасшедшим, — повторила я, как будто он ничего не сказал. — Но я вижу, что в твоей душе слишком много боли, которая отравляет тебе жизнь. Зачем же мучиться, когда врач, быть может, облегчит страдания? Ну разве не стоит хотя бы попробовать?
— Ладно, я сделаю все, что ты хочешь. Все, что угодно. Если ты хочешь, чтобы я пошел к психиатру, я пойду.
Я прекрасно понимала, что он соглашается просто потому, что не хочет спорить со мной. Глубоко вздохнув, я сделала новую попытку.
— Ты должен захотеть вылечиться, Скотт. Если ты не захочешь, психиатр тебе не поможет.
— Но я хочу вылечиться. В послевоенные годы я много раз пытался вылечиться разными способами.
Было очевидно, что мы ходим по кругу. Я поняла, что у меня нет другого выхода, как сказать ему грубую правду.
— Ты должен кое-что понять, — сказала я ровным голосом. — Если ты не сможешь справиться с приступами агрессии, то потеряешь меня. Я полагала, что ничто не сможет разъединить нас, но это было слишком самонадеянно с моей стороны. Я думала о себе, как о некой суперженщине, которая все может привести в порядок, если захочет. Но оказалось, что я не суперженщина и не мазохистка. Я ненавижу насилие и не потерплю его в своей жизни. Ты должен это знать. Поверь, если когда-нибудь еще ты попытаешься повторить ту сцену прошлой
— Обещаю тебе, — сказал он, — клянусь, та ночная сцена никогда, никогда, никогда больше не повторится.
— Я знаю, ты сумеешь бросить пить. Я совершенно уверена в этом.
— Тогда успокойся. Больше не о чем тревожиться.
Я молчала.
— И я схожу к психиатру, конечно, — сказал он после паузы, — но не здесь, а когда вернусь в Нью-Йорк. Я не доверяю европейским психиатрам, которые совсем не знают и не понимают психологию американца.
Это я вполне могла понять. Я вспомнила психиатров, к которым я ходила в Лондоне несколько лет назад. Боже, какими инопланетянами они мне казались. Я чувствовала себя совершенно неспособной объяснить им свои чувства.
— Ладно, — сказала я. — Это, пожалуй, правильно. Дождись возвращения домой.
Он поцеловал меня, мы прижались друг к другу, я поглаживала его по волосам. Мы молчали довольно долго, затем я услыхала его тихий голос:
— А сейчас я хочу поговорить о Себастьяне.
Я резко отстранилась.
— Нет. Мы никогда больше не будем упоминать имя Себастьяна. Я напишу ему и сообщу, что не смогу приехать.
— Но это будет величайшей ошибкой! — произнес Скотт чуть ли не с отчаянием в голосе. — Безусловно, вам с Себастьяном необходимо общаться время от времени, и ты должна обязательно съездить к нему повидаться, пока ты здесь. Да, должна! Я настаиваю! Категорически! Я никогда не прощу себе того, что произошло ночью, но, по крайней мере, мне будет легче жить, зная, что я не помешал тебе повидать человека, который сыграл столь важную роль в твоей жизни. Сделай одолжение, позвони ему прямо сейчас и назначь день.
Я была тронута до слез, понимая, насколько трудно это ему далось. Я чувствовала, как его душа робко пытается проникнуть в мою, и вспомнила о двух кругах, которые касаются, но не пересекаются. Я жаждала подольше сохранить и закрепить наше теперешнее состояние близости, не дать его душе снова замкнуться.
Обняв его, я сказала с нежностью:
— Хорошо. Спасибо, дорогой, я позвоню ему прямо сейчас.
— Вот мой автомобиль, — сказал Себастьян. — Не смейся.
Я расхохоталась. Это был «мини», ярко красный, с крохотными колесами и кузовом, как коробка для завтрака.
— Как ты в нем помещаешься?
— В нем может поместиться гигант Джека Бенстока. Эй, ты не с той стороны садишься, если, конечно, не намерена сесть за руль.
Мы втиснулись в автомобиль, Себастьян скорчился за рулем, автомобиль взревел и помчался с лютой скоростью по узким улочкам Кембриджа. Я видела ряды крошечных домиков, островки зелени и шпили в отдалении.