Шрифт:
Издательство АЗБУКА®
Гарри Клифтон
1939–1941
1
– Меня зовут Гарри Клифтон.
– Ну да, а меня – Бейб Рут, [2] – усмехнулся детектив Коловски, прикуривая сигарету.
– Нет, вы не понимаете, – возразил Гарри. – Произошла ужасная ошибка. Я
2
Бейб Рут (1895–1948) – профессиональный бейсболист.
– Расскажешь это своему адвокату. – Детектив шумно пыхнул, наполнив крохотную камеру облаком дыма.
– Адвоката у меня нет, – сказал Гарри.
– Попади я в такую переделку, как ты, парень, я бы все сделал, чтобы заполучить себе в защитники единственную надежду – Сефтона Джелкса.
– Кто такой Сефтон Джелкс?
– Да ты, наверное, и не слышал о самом ловком адвокате Нью-Йорка. – Детектив выпустил еще одно облачко дыма. – Завтра на девять утра ему назначена встреча с тобой, однако Джелкс не выйдет из своего кабинета, пока не получит аванс.
– Но… – начал было Гарри, но Коловски пошлепал ладонью по камерной двери.
– Когда появится Джелкс, – продолжил он, не обратив внимания на то, что Гарри его прервал, – ты лучше выдай что-нибудь более правдоподобное, чем «вы арестовали не того человека». Иммиграционному офицеру ты назвался Томом Брэдшо, и если это проглотил он, то съест и судья.
Дверь камеры распахнулась, но не прежде, чем детектив выпустил очередной клуб дыма, от которого Гарри зашелся кашлем. Коловски вышел в коридор, не добавив больше ни слова, и захлопнул за собой дверь. Гарри рухнул на привинченную к стене койку и опустил голову на твердую, как камень, подушку. Он уставился в потолок. Как так вышло, что он очутился на другом конце света в полицейской камере по обвинению в убийстве?
Дверь открылась задолго до того, как в зарешеченное окно камеры просочился рассвет. Несмотря на ранний час, Гарри почувствовал, что сна ни в одном глазу.
Вошел надзиратель с завтраком, который даже Армия спасения не посмела бы предложить нищему бродяге. Он поставил поднос на маленький деревянный стол и вышел, не проронив ни слова.
Гарри лишь бросил взгляд на еду и заходил по камере. С каждым шагом он все больше убеждался: как только он объяснит мистеру Джелксу причину, по которой ему пришлось поменяться именами с Томом Брэдшо, дело мигом уладится. Самым строгим наказанием будет депортация, а поскольку он только и думал о том, чтобы вернуться в Англию и поступить на военный флот, оно вполне соответствует его изначальному плану.
За пять минут до девяти утра Гарри сидел на краешке койки, с нетерпением поджидая мистера Джелкса. Массивная железная дверь открылась в девять двенадцать. Гарри вскочил, когда тюремный охранник встал сбоку, пропуская высокого элегантного мужчину с сединой в шевелюре, которому, подумалось Гарри, было столько же лет, сколько его дедушке. На мистере Джелксе были темно-синий двубортный пиджак в тонкую светлую полоску и белая рубашка с полосатым галстуком. Усталый взгляд подсказывал, что удивить адвоката было нелегко.
– Доброе утро, – поздоровался он, едва улыбнувшись Гарри. – Меня зовут Сефтон Джелкс. Я старший партнер «Джелкс, Майерс и Эбернети». Мои клиенты, мистер и миссис Брэдшо, обратились ко мне с просьбой защищать ваши интересы на предстоящем судебном разбирательстве.
Гарри предложил Джелксу единственный в камере стул, как старому приятелю, который заглянул
Джелкс достал из внутреннего кармана авторучку и предложил:
– Для начала назовитесь, так как мы оба знаем, что вы не лейтенант Брэдшо.
Если адвоката и удивила история Гарри, то виду он не подал. Склонив голову, он усердно записывал ее в блокнот, а Гарри объяснял, каким образом очутился в тюремной камере. Окончив рассказ, Гарри заключил, что все проблемы наверняка разрешились, раз уж на его стороне такой достойный адвокат, – так он считал до момента, когда услышал первый вопрос Джелкса.
– Вы говорите, что, еще будучи на борту «Звезды Канзаса», написали письмо матери, в котором объяснили, почему взяли имя Тома Брэдшо?
– Верно, сэр. Я не хотел доставлять ей страдания, но в то же время мне было нужно, чтобы она поняла причину такого радикального решения.
– Да, я могу понять, почему вы решили, что смена имени поможет вам уладить непосредственные проблемы, не сознавая, однако, что этот шаг может вовлечь вас в затруднения худшие, – сказал Джелкс. Его следующий вопрос удивил Гарри еще больше. – Вы помните содержание того письма?
– Конечно. Я писал и переписывал его столько раз, что помню почти наизусть.
– Тогда позвольте мне испытать вашу память. – Не говоря больше ни слова, Джелкс вырвал из блокнота листок и протянул его Гарри вместе с авторучкой.
Какое-то время Гарри вспоминал, затем написал:
Дорогая матушка,
я сделал все, что было в моих силах, чтобы ты получила это письмо прежде, чем тебе сообщат, будто я погиб в море.
Как показывает проставленная дата, я не погиб четвертого сентября, когда потопили «Девонца». На самом деле меня спас матрос с американского судна, и благодаря ему я жив и здоров. Однако непредвиденная возможность вынудила меня назваться чужим именем, и я сознательно воспользовался ею в надежде избавить Эмму от множества несчастий, которые я за последние годы, похоже, невольно навлек на нее и ее семью.
Мне важно, чтобы ты поняла: моя любовь к Эмме ни в коем случае не ослабла – ничуть! Я не в силах поверить, что испытаю такое же чувство к кому-то еще. Но я не считаю себя вправе ожидать, чтобы Эмма всю жизнь цеплялась за тщетную надежду: вдруг мне удастся доказать, что моим отцом был Артур Клифтон, а не Хьюго Баррингтон. Так она сможет хотя бы задуматься о союзе с кем-то другим. Завидую этому человеку.
Я намерен вернуться в Англию на ближайшем судне, и если ты получишь известия от Тома Брэдшо, то это значит – от меня.
Я свяжусь с тобой, как только ступлю на берег Бристоля, но пока вынужден просить сохранять мою тайну так же строго, как ты берегла собственную.
Твой любящий сын
Дочитав письмо, Джелкс огорошил Гарри новым вопросом:
– Вы сами его отправили, мистер Клифтон, или кого-то попросили?
Гарри впервые за всю беседу насторожился и решил не говорить, что попросил об этом доктора Уоллеса, который через две недели должен вернуться в Бристоль. Он побоялся, что Джелкс уговорит доктора Уоллеса отдать письмо и мать не узнает, что Гарри остался жив.
– Я отправил письмо, когда сошел на берег, – ответил он.
После короткой паузы пожилой адвокат спросил: