Грехи волка

Перри Энн

– Вы говорите о нем в прошедшем времени. Его… уже нет? – Тон Мэри вдруг стал мягким. Видимо, она хорошо знала цену потерям.

– Да. Он погиб в Крыму, – ответила Эстер.

– Простите. Нелепо говорить, что мне понятны ваши чувства, но это именно так. У меня брат был убит при Ватерлоо. – Миссис Фэррелайн четко выговорила это название, словно произнесла некое заклинание. В том поколении, к которому принадлежала ее сиделка, оно было мало кому известно, но мисс Лэттерли слишком часто слышала разговоры солдат об этом событии, и для нее название «Ватерлоо» прозвучало как выстрел. Это было величайшее сражение в истории Европы, конец империи, крушение мечты,

начало нынешней эпохи… Люди всех наций сражались там до изнеможения, пока поле не покрылось ранеными и убитыми. Армии всей Европы, как писал лорд Байрон, «в одну кровавую сошли могилу».

Эстер подняла глаза и улыбнулась своей пациентке, чтобы показать, что хотя бы отчасти понимает безмерность этого события.

– Я тогда была в Брюсселе, – губы Мэри слегка дрогнули. – Мой муж служил в армии. Он был майором Королевских Серых…

Конца фразы девушка не расслышала. Сквозь грохот колес можно было уловить лишь отдельные слова, а в ее памяти сразу возник образ мужчины с портрета, яркая прядь волос и лицо, такое выразительное, производящее двойственное впечатление силы и уязвимости… Нетрудно было представить его: высокий, стройный, дьявольски элегантный в мундире, ночь напролет танцующий на каком-то брюссельском балу и прекрасно понимающий, что наутро он помчится в битву, где будут вершиться судьбы народов и откуда тысячи людей не вернутся, а еще большее число придет изувеченными. Медсестра вспомнила виденную где-то картину – Королевские Серые Шотландцы при Ватерлоо: ожесточенная схватка, ослепительно-белые кони с развевающимися гривами, пригнувшиеся к седлам окровавленные всадники, пыль и пороховой дым сражения, застилающие задний план.

– Он, должно быть, был очень красив! – возбужденно воскликнула она.

На лице Мэри отразилось удивление:

– Хэмиш? – Она негромко вздохнула. – О да! Да, он был красив. Кажется, это было в другой жизни, давным-давно – Ватерлоо. Я уже много лет не вспоминала об этом.

– Он вернулся из сражения невредимым? – без опаски спросила Эстер, зная, что муж ее подопечной всего восемь лет как умер, а сражение при Ватерлоо было сорок два года назад.

– Он получил несколько порезов и ушибов, но ни одной настоящей раны, – ответила миссис Фэррелайн. – А Гектору из мушкета ранили плечо и саблей рассекли ногу, но он довольно быстро оправился.

– Гектору? – переспросила Лэттерли. Хотя стоило ли так удивляться? Сорок два года назад Гектор Фэррелайн, естественно, был совсем не похож на того пьяницу, в которого он превратился теперь.

Грустный и ласковый взгляд Мэри блуждал где-то далеко, среди оживленных памятью картин.

– О да, Гектор был тогда капитаном, – кивнула она. – Из него получился лучший воин, чем из Хэмиша. Но он был младшим, и их отец сумел купить ему только чин капитана. Гектор не обладал таким изяществом и таким обаянием, как мой муж. Когда же война кончилась, именно Хэмиш проявил изобретательность и настойчивость. Это он основал Печатную компанию Фэррелайнов. – Излишне было добавлять, что, будучи старшим, он унаследовал и все семейное состояние. Это разумелось само собой.

– Его смерть была для вас большой потерей, – сказала Эстер.

Взгляд ее подопечной потух, и на лице появилось то официальное выражение, с каким принимают традиционные соболезнования.

– Да, конечно, – ответила она и выпрямилась. – Я тронута вашими словами. Но мы слишком увлеклись далеким прошлым. Мне бы хотелось послушать о том, что пришлось пережить вам. Вы когда-нибудь встречались с мисс Найтингейл? О ней тогда так много писали… Иногда создавалось

впечатление, что ей уделяют больше внимания, чем самой королеве. Она и правда такая замечательная?

Почти на протяжении получаса Лэттерли, насколько могла красочно, описывала свою фронтовую жизнь. Она рассказывала Мэри о переживаниях и утратах, о своей неопытности и постоянном страхе, о мучительных зимних холодах и тяготах осады… Старая женщина внимательно слушала ее, прерывая только ради того, чтобы уточнить подробности, а иногда просто утвердительно кивала. Эстер описала жару и сиянье летнего дня, белые лодки в бухте, великолепие офицеров и их жен, сверкающие на солнце галуны, усталость, товарищество и шутки, она рассказала, как иногда не позволяла себе плакать, а порой не могла сдержать слез. А потом, ободряемая расспросами Мэри, девушка с юмором припомнила встреченных там людей – привлекательных и заслуживающих презрения, тех, кого любила и к кому испытывала отвращение. И все это время миссис Фэррелайн не сводила с нее внимательных ясных глаз, а поезд грохотал и трясся, сбавляя ход на подъемах и вновь набирая скорость. Они были совсем одни в маленьком освещенном лампой мирке, который под ритмичное постукивание колес мчался сквозь тьму, подступившую к самым окнам вагона. Им было тепло под мягкими пледами, их ноги на каменной грелке почти соприкасались…

Один раз поезд остановился, и сиделка со своей подопечной вместе вышли на пронзительный ночной воздух, не столько чтобы размять ноги, хотя и это было не лишним, сколько для того, чтобы воспользоваться станционными удобствами. Вернувшись в вагон, когда прозвучал свисток и паровоз выпустил струю пара, они опять закутались в пледы, и Мэри попросила Эстер продолжить рассказ.

Медсестра повиновалась. Сама того не желая, она теперь с увлечением заговорила о замыслах, кипевших в ней сразу после возвращения, о своем страстном желании реформировать больничное дело в Англии, исходя из полученного опыта. Пожилая дама улыбнулась, заинтересованная:

– Если вы скажете, что вам это удалось, я перестану вам верить.

– И правильно сделаете! Боюсь, я потерпела неудачу, потому что была слишком самоуверенной и действовала без разрешения. – Девушка не собиралась распространяться на эту тему. Не стоило так откровенничать с пациенткой, но эта женщина уже стала для нее больше, чем пациенткой, и слова сорвались с языка сами собо-й.

Миссис Фэррелайн весело рассмеялась:

– Браво! Если бы мы всегда дожидались разрешения, человек до сих пор не изобрел бы колесо. И что же вы предприняли?

– Предприняла?

Склонив голову немного набок, Мэри вопросительно взглянула на Эстер:

– Не будете же вы уверять меня, что восприняли поражение, как послушная девочка, и покорно отошли в сторонку? Неужели вы не пытались так или иначе бороться?

– Я… нет, – вздохнула мисс Лэттерли и заметила, что по лицу ее собеседницы пробежала тень разочарования. – Не пыталась, потому что мне пришлось вмешаться в другую борьбу, – поспешно добавила она. – За… справедливость другого рода.

В глазах Мэри вновь блеснул интерес:

– Да?

– Видите ли… Мне… – Почему ей так трудно рассказывать о том, как она помогала Монку? Ведь в сотрудничестве с полицией нет ничего позорного. – Я познакомилась с полицейским инспектором, который расследовал дело об убийстве одного армейского офицера, и казалось, что вот-вот произойдет ужасная судебная ошибка…

– И вы смогли предотвратить ее? – предположила старая леди. – А позже вы не возвращались к вопросу о больничной реформе?