Греховное лето

Янсюкевич Владимир

Певчина. Что такое?

Люба. Он… он глядит!

Валерик. Нормально. С покойниками такое бывает.

Певчина. Какое такое?

Валерик. Ну что глаза открыты. Не успевают закрыть. От ужаса или неожиданности.

Люба. Ой, мамочка!

Валерик. В старое время покойнику на глаза пятаки клали.

Певчина. Зачем?

Валерик. Чтоб не видел дороги назад.

Певчина. Валерик,

мне не до шуток.

Люба. А вдрух он скажа чего?..

Валерик. Пусть только попробует.

Певчина. Может, он жив?

Валерик. Навряд. Пульс, как у полена. А глаза… нет проблем, щас исправлю. (Идёт к ширме).

Певчина. У тебя есть старинные пятаки?

Валерик. Зачем, пальцами надавлю.

Люба. Ой!.. И простынкой заодно… (Подаёт Валерику простыню).

Валерик берёт простыню и скрывается за ширмой.

Певчина, шатаясь, бродит по комнате.

Певчина. Сколько же мне могут дать… за это?..

Валерик (из-за ширмы). Как дело повернуть.

Певчина. Пять? Десять?..

Валерик. Но на всякий случай готовьте бабки.

Певчина. Что? Бабки? Зачем?

Валерик. Чтоб и следаку глаза прикрыть. И тут пятаками не отделаетесь.

Певчина охнула, схватилась за голову.

Люба. Татьяна Евгеньевна, ну почём вы знаете, шо вас засудют! В суду разберутся, как надо.

Певчина. Это меня Бог покарал… (Неожиданно крестится). Так… звоню!.. (Жмёт на кнопки мобильника, слушает). «Недостаточно средств…» Говорила этому… Наполеону доморощенному… проведи городской телефон! «Зачем, когда мобильник в кармане!» Люба, сбегай… (Лезет в карман шубки). Вот сто рублей… больше нет наличных… в магазин… оплати… через автомат.

Люба. Поняла, Татьяна Евгеньевна.

Валерик выходит из-за ширмы.

Валерик. Порядок.

Люба. Гля, а наследил! Подотру, пока не расташшили. Я мигом. (Убегает).

Певчина. Валерик, а ты…

Валерик. Понял. Иду за ломиком.

Певчина. Нет-нет…

Машину загони в гараж. А то у меня даже ноги трясутся.

Валерик. Без проблем. (Уходит).

Прибегает Люба с тряпкой.

Люба (вытирает пол). Во артапеды! Шо у слона.

Певчина. Который час?

Люба. Да полдень вже.

Певчина. Это я больше двух часов по «Ашану» шлялась… Надо же – «закопать»!..

Люба. А можа, правда…

Певчина. И ты туда же!

Люба. Молчу.

Певчина. Да, пока не забыла, продукты в багажнике… перетащишь потом.

Люба. Ага! До магазина сходю и тода вже… Обедать кода будете?

Певчина (идёт к роялю, приподымает крышку, ищет что-то внутри, не находит, с досады хлопает крышкой). Какой обед, Люба!

Люба. Ничо, получшеет, отобедаете.

Певчина. Лучше свари кофе.

Люба. Хорошо, Татьяна Евгеньевна. (Идёт к выходу).

Певчина. Люба! Ты когда убирала, ключа нигде не находила?

Люба. Ключа?..

Певчина. Такой… длинный, с двойной бородкой.

Люба. Не. А шо за ключ?

Певчина. Какая разница! Нужный ключ. И ещё… Кто бы ни пришёл, меня нет дома.

Люба. Хорошо, Татьяна Евгеньевна.

Певчина. И Валерика предупреди.

Люба. Та не беспокойтеся вы, за ради бога! Сделаю. (Уходит).

Певчина боязливо заглядывает за ширму, прислушивается, вздрагивает, как в ознобе. Затем идёт к портрету, заглядывает под него. Ещё раз шарит рукой под крышкой рояля.

Возвращается Люба с виноватым видом.

Люба. Татьяна Евгеньевна, не серчайте… тама…

Певчина. Что ещё?

Люба. Тама пришли до вас…

Певчина. Лю-юба! Я же просила…

Люба. Не поспела. Валерик допустил.

Певчина (мечется по комнате). Да кто там?! Никого не хочу видеть! Ты что, не понимаешь?! Нет меня! Сплю! Умерла!

Люба. Так и я им: она, то есть вы… наказалы не прымать. А воны: «Мене прымет».