Греховные радости
Шрифт:
В Вегас он прилетел в полдень. И, увидев город, не поверил своим глазам: трудно было представить себе, что где-то на земле может существовать столь безобразное место. Город, внезапно возникший перед ним прямо посреди пустыни, когда он благоговейно смотрел на него сверху, из самолета, вблизи оказался похож на порождение какой-то гротескной фантазии: начисто лишенный красоты и очарования, застроенный отвратительными громоздкими гостиницами на тысячи номеров каждая, напичканный рекламными щитами, назойливо мигающей световой рекламой и бесконечными церквями, в которых шли бесконечные свадьбы. И шум, специфический шум Лас-Вегаса, рождающийся из клацания, побрякивания, жужжания игральных машин и автоматов; этот шум встретил его в аэропорту и преследовал повсюду, на каждой улице, в каждом здании. Стояла сильная жара, далеко
До центра города Макс доехал на такси и по совету Опал, которой пришлось однажды побывать в Лас-Вегасе, остановился в маленькой гостинице на бульваре. Этот район города и был ему нужен, а кроме того, как сказала Опал, тут было недорого и относительно безопасно.
Измученный и напуганный, он свалился в номере на постель; он уже почти жалел, что не взял Опал, изъявлявшую желание поехать с ним вместе. Но тогда ему пришлось бы слишком многое объяснять и слишком много врать, так что лучше уж одному. Подумав о том, что надо бы пойти и осмотреть это легендарное место, Макс уснул; проснулся он внезапно, от какого-то внутреннего толчка, и обнаружил, что уже больше пяти вечера. Он чувствовал голод; приведя себя в порядок, вышел на улицу и направился по бульвару в сторону Фремонт-стрит, купив по дороге гамбургер и кока-колу. Город производил на него почти сюрреалистическое впечатление; и если его отец действительно жил тут и чувствовал себя как дома, вряд ли им найдется что сказать друг другу. Потом Макс вдруг вспомнил, как еще в Итоне ему приходилось играть в азартные игры и какое возбуждение охватывало его, когда он следил за вращением игорного барабана, молясь в душе, чтобы стрелка остановилась на той цифре, на которую он поставил; и это возбуждение было настолько приятным, что ради него стоило пойти даже на риск оказаться исключенным из школы; а вспомнив все это, решил, что не имеет права судить слишком строго.
Вначале он хотел прогуляться пешком, однако на улице оказалось слишком жарко, поэтому он взял такси и поехал во «Дворец Цезаря», который считал абсолютно необходимым посмотреть независимо от того, найдет он Соамс-Максвелла или нет; приехав туда, Макс незаметно для себя самого очутился на движущемся тротуаре, который внес его в странный фантастический мир, в святая святых Вегаса — миниатюрный древнеримский город, с барком Клеопатры, с копией Аппиевой дороги; весь этот город был без окон, без дверей и оставлял впечатление кошмара, из которого невозможно выбраться. Макс был совершенно ошеломлен увиденным, он опьянел и от вина, которое в самом прямом смысле слова текло из фонтанчика в вестибюле, и его можно было набирать в пластмассовые стаканчики, и от ужасающего шума, и от буквально потрясающей вульгарности всего этого места. Осмотр «Дворца Цезаря» занял у него почти два часа; а потом, все сильнее ощущая себя ребенком, потерявшимся и заблудившимся в какой-то странной, полувраждебной ему стране, он перебрался во «Фламинго Хилтон», а оттуда в ультраэкзотический «Барбари Коуст» с его гигантским тридцатифутовым витражом из цветного стекла (где Макс забрел в столь же экзотический, тоже отделанный цветным стеклом «Макдональдс» и купил второй гамбургер); так он бродил до тех пор, пока не стало уже слишком поздно разыскивать в этот день Соамс-Максвелла. Тогда он снова взял такси и решил напоследок съездить в «Золотой самородок»; казалось совершенно невероятным, чтобы в этом растянувшемся на целый квартал заведении кто-то мог кого-то знать; но тут ему понравилось больше, чем во «Дворце Цезаря», здесь хотя бы пытались вспомнить о каком-то вкусе, что позволяли предположить бело-зеленые тенты; он подошел к кассе, и сидевшая там яркая блондинка ответила ему, что да, конечно, она знает мистера Соамс-Максвелла, он сюда постоянно заходит.
— Вам повезло, он только что пришел.
Сердце у Макса сильно екнуло и учащенно забилось.
— Спасибо, — произнес он. — А где мне его найти?
— Вон там, за большим столом. — И блондинка, которую, как выяснилось, звали Донна, проводила его к центру стола, где прямо перед ними оказалась весьма массивная спина с возвышающейся над ней гривой уже начавших седеть светлых волос. Девушка постучала по этой спине.
— Томми?
— Погоди, Донна, погоди, колесо только завертелось.
Голос его становился все тише и тише, пока не смолк совсем; он обернулся, посмотрел на Донну и улыбнулся. Макс, ожидавший какого-нибудь бурного взрыва эмоций, изучающе разглядывал незнакомца, испытывая при этом ощущение полной отстраненности.
Мужчина был высок, выше Макса, широкоплеч и ширококостен; в нем было не меньше тридцати фунтов лишнего веса, и пузо резко выпирало из-под застегнутой на все пуговицы плотной хлопчатобумажной рубашки. У него были густые, несколько длинноватые волосы; лицо, прорезанное глубокими морщинами и сильно загорелое, казалось добродушным; глаза отливали удивительной голубизной, а зубы, открывавшиеся в улыбке, — пожалуй, слишком широкой, — были очень белые и ровные. Мужчина носил усы; на шее у него висела массивная золотая цепочка, на запястье красовались часы «Ролекс». Внешность его полностью соответствовала тому, чем он был на самом деле: человеком, который на протяжении всей своей жизни имел слишком много всего — денег, секса, везения, любви, — а теперь все это вдруг куда-то подевалось, ушло, и он отчаянно пытается догнать и вернуть ушедшее.
— Донна, дорогая, чем могу быть тебе полезен? Ты сегодня потрясающе выглядишь, просто потрясающе. Ты не возьмешь старику пива, а?
— Извини, Томми, мне сейчас становиться за стол. Томми, вот этот парень тебя искал. Он… вы кто, Макс?
— Журналист, — не стал распространяться Макс. Он протянул руку. — Здравствуйте, сэр. Меня зовут Макс Лей. Я работаю с Майклом Хэлстоном.
Рукопожатие оказалось твердым, очень твердым и сильным. Макс с трудом подавил в себе желание растереть ладонь, когда ее отпустили.
— С Майклом Хэлстоном, да? И как он? Чем занимается? Честное слово, Макс, я бы с удовольствием угостил тебя пивом, но просто в данную минуту у меня нет при себе наличных.
— Позвольте мне вас угостить, сэр. Мы можем где-нибудь тут посидеть и поговорить?
— Конечно.
Соамс-Максвелл провел его в бар; там было очень темно и очень шумно. Они сели в углу, Макс подозвал официантку.
— Вам действительно пива? Или, может быть, чего-то другого?
— Можно виски. Или два, — ответил Соамс-Максвелл.
— Хорошо. Двойное виски, пожалуйста. Нет, два двойных.
— И еще пачку «Мальборо», дружок, ладно? — Соамс-Максвелл улыбнулся Максу своей ослепительной, возникающей словно от нажатия кнопки улыбкой. — Ты ведь не возражаешь?
— Нет, конечно.
— Ну, ладно. Так чем я могу тебе помочь? Как там старина Майк?
— С ним все в порядке. Даже очень хорошо. Удалился от дел, живет за городом.
— А как вышло, что ты на него работаешь?
— Он пишет книгу. А я собираю для него материалы.
— Ага.
Принесли виски. Соамс-Максвелл поднял свой стакан и выпил с благодарностью и облегчением.
— Э-э… а нельзя ли повторить? — попросил Макс официантку, увидев, что стакан пуст.
— А мне нравится твой подход, — проговорил, широко улыбаясь, Соамс-Максвелл, прикуривая сигарету от золотого «Данхилла». [32]
— Я рад, — улыбнулся в ответ Макс.
— И о чем же будет та книга, над которой вы работаете?
— Она называется «Последние из плейбоев». О самых известных плейбоях… ну, начиная с тридцатых годов и дальше. Об Али Хане, Дугласе Фэрбенксе, принце Уэльском, о Рэньере. Ну и…
32
Марка зажигалки, дорогая и престижная.
— И вы хотите включить меня? Что ж, очень мило. Не знаю, можно ли меня ставить в один ряд с теми, кого ты назвал, но я польщен. И буду рад поделиться с вами воспоминаниями. Вам ведь это надо, да? Сколько вы платите?
Об этом Макс не подумал; он оказался застигнут врасплох.
— Э-э… не знаю, не совсем уверен. Мы можем это обсудить. Я хочу сказать, что некоторые из тех, с кем мы говорили, отказались от оплаты. Им понравилось уже одно то, что они станут героями книги.
— Отказались? Ну так они дураки. Можешь передать от моего имени Майку Хэлстону, что я никому не стану ничего рассказывать и не буду работать ни на чей гонорар меньше чем за… ну, скажем… назови-ка мне цену.