Греховные радости

Винченци Пенни

— Мне кажется, я знаю, что такое подобная неуверенность. — Говоря это, Вирджиния подумала о Мэри Роуз, которая при всех ее знаниях, внешнем лоске и претензиях на свой собственный вкус и стиль все-таки чувствует необходимость пригласить профессионального декоратора, а потом выдает результаты чужой работы за свои. — Я видела ее примеры среди тех, кого я очень хорошо знаю.

— Правда? — переспросила Аманда и внезапно улыбнулась Вирджинии. — Мне кажется, что у вас должно получиться, и даже хорошо. У меня какое-то предчувствие. Вот только понравится ли вам?

— Понравится, — заверила ее Вирджиния. — Обязательно понравится. Даже очень.

Она начала работать закупщицей в фирме миссис Адамсон; но название ее должности

мало соответствовало тому, чем ей приходилось заниматься на самом деле: она почти ничего не покупала, а большую часть времени наводила порядок в демонстрационном зале, готовила кофе для клиентов, сидела на телефоне, записывая заказы, принимала то, что им доставляли. Однако время от времени ее отправляли и на закупки; тогда она получала задание объехать оптовиков и подобрать образцы. «Нужно голубое полотно, Вирджиния, шесть образцов разной плотности, на подушки для миссис Макколей; и раз уж вы будете этим заниматься, посмотрите заодно, нет ли где-нибудь шелка лимонного цвета на шторы». «Вирджиния, миссис Блэкхерст передумала, ей теперь хочется не пряжу, а сочетание шелка и шерсти, так что поездите и посмотрите, не попадется ли что-то максимально близкое к тому оттенку зеленого, который она так любит, а если будет набор образцов, то возьмите и набор». «Вирджиния, миссис Ватерлоо нужны на кухню красные кастрюли, а не алюминиевые, съездите и поищите, пожалуйста». «Вирджиния, нам от „Пэппа“ должны отправить три стола, которые мы просили; не могли бы вы к ним сбегать и посмотреть, нет ли у них еще таких серебряных рам, которые нам нужны».

Все это происходило в те времена, когда еще не открылся гигантский центр оптовой торговли «Ди энд Ди», собравший почти все под одной крышей, и когда поиски необходимого могли еще быть более или менее увлекательным занятием; практически большинство оптовых фирм были сосредоточены в одном и том же районе, там, где верхние 50-е улицы пересекали Третью авеню, а также в прилегающих к этому району улочках; но иногда имело смысл сходить и на барахолку, потолкаться там или даже съездить в Гринвич-Виллидж; Вирджинии всегда везло в таких поисках, и она часто возвращалась с чем-нибудь неожиданным и остроумным, что приводило в восторг и изумление тех испорченных, капризных женщин, которые после времени и усилий, потраченных на них миссис Адамсон, становились еще более капризными и испорченными.

Вирджинии нравился тот новый для нее мир, в котором она теперь оказалась; нравились присущие этому миру крайности вроде магазинов Карла Манна, где могли переписать настоящего Моне, чтобы тональность картины соответствовала цвету ковров в доме клиента, и где в копии хорошо известных полотен XVIII века могли, по желанию нового владельца, вписать изображение его любимого пони или собачки — а иногда и того и другой сразу. Ей нравились яркие незаурядные фигуры вроде Анджело Донгья или Джо Шмо, сумевших превратить дизайнерское дело в разновидность шоу-бизнеса. Однажды один из работавших у миссис Адамсон дизайнеров пригласил Вирджинию на прием в доме Донгья на 71-й улице; Донгья не уставал всюду и всегда повторять, что молодым должны быть открыты все двери, сам лично покровительствовал нескольким молодым дизайнерам и потому отнесся к ней с присущим ему снисходительным обаянием. Это был вечер в обществе звезд — актеров, модельеров, дизайнеров, журналистов; проходил он в большом парадном зале, вдоль стен которого стояли обитые белым атласом банкетки, и в примыкавшем к нему обширном холле с зеркальными стенами.

Все, что происходило в этот вечер, было для Вирджинии новым, казалось ей великолепным, действовало на нее возбуждающе, и в то же время она чувствовала себя здесь абсолютно в своей тарелке, свободно и непринужденно; она ощущала, что сможет кое-чего добиться в этом мире, знала, что сумеет какую-то его часть сделать частью самой себя.

Дельную мысль, которой Вирджинии поначалу так не хватало, подсказала ей мать Тиффи Бэбсон, ее лучшей подруги по колледжу, потенциальная клиентка миссис

Адамсон. Миссис Бэбсон как-то упомянула, что купила некоторое время назад летний дом в Коннектикуте, неподалеку от Олд-Лайма, и хотела бы, чтобы ей помогли отделать там жилые комнаты. «Все остальное просто великолепно, и я не хочу ничего менять, но спальни там настоящий кошмар. Не могли бы вы попросить миссис Адамсон: может быть, она возьмется их отделать?»

Вирджиния попросила; миссис Адамсон ответила: «Извините, нет», — и по ее тону было понятно, что она возмущена тем, за кого ее принимают; но Вирджиния и так знала, что она действительно никогда не берется за отделку спален.

— Я еще могла бы подумать о том, — заявила миссис Адамсон, — чтобы сделать спальню кому-нибудь очень и очень знаменитому. Ну или, конечно, матери или дочери очень важного клиента. Передайте миссис Бэбсон, что ни один мало-мальски приличный дизайнер не станет заниматься отделкой одних только спален. Весьма сожалею.

Вирджиния в самой тактичной форме, на какую только была способна, передала все это миссис Бэбсон; та была очень расстроена. Вирджиния посмотрела на нее и решилась.

— Миссис Бэбсон, я… если вы не возражаете, я, возможно, могла бы чем-то вам помочь. Не надо только говорить об этом миссис Адамсон, но я, безусловно, могла бы посмотреть ваш дом и что-то предложить, а может быть, даже купить ткани для занавесок или что-то еще.

— Вирджиния, это было бы просто великолепно! — воскликнула миссис Бэбсон. — Приезжайте в ближайший же уик-энд и посмотрите.

Вирджиния съездила и посмотрела. Дом оказался очень милым, стоял он прямо на берегу. Вирджиния достала набор акварельных красок — в нем преобладали белые, зеленые и голубые тона — и образцы тканей — этот альбом постоянно валялся без дела у нее в конторе — и сделала набросок каждой комнаты, не забыв светильники (бронзовые, подвешенные на цепях), белую плетеную мебель и — на крашеных деревянных полах — ковры, которые она расписала под мрамор в тонах морской волны. Миссис Бэбсон была в восторге и попросила Вирджинию довести дело до конца; Вирджиния согласилась походить по магазинам и присмотреть подходящую мебель и ковры, но сказала, что не может рисковать работой и потому не сумеет ничего купить у оптовиков:

— Придется все покупать в розницу, и боюсь, что это окажется очень дорого.

— Ничего, — ответила миссис Бэбсон. — Мне не придется платить миссис Адамсон, и я сэкономлю массу денег. Но, Вирджиния, я отнюдь не ожидаю, что вы будете все это делать за просто так. Считайте меня своей обычной клиенткой и пришлите мне счет.

Вирджиния заявила, что и слышать об этом не хочет; но если миссис Бэбсон останется в конечном счете довольна ее работой, то, может быть, она порекомендует Вирджинию своим знакомым.

Миссис Бэбсон так и поступила; и почти сразу же к Вирджинии обратилась одна из соседок миссис Бэбсон по Коннектикуту, которая хотела переделать как-нибудь по-новому спальни и в своем загородном доме, и в нью-йоркской квартире; потом последовало еще одно обращение. Вирджинии нравилось заниматься отделкой спален: в них было гораздо больше личного, человеческого, не то что в официальных гостиных. Она вела долгие предварительные беседы с клиентами (этому Вирджиния научилась у миссис Адамсон), выясняя, что такое для них спальная комната: просто место для сна или еще и уголок, где можно посидеть, поболтать с кем-нибудь, почитать или даже позавтракать утром. Одной из своих клиенток она предложила выгородить в спальне при помощи плетеной ширмы закуток, который фактически превратился в небольшой кабинет; другой клиентке, миниатюрной девушке, которой хотелось жить в палатке, сделала кровать на четырех столбиках под огромным, ниспадающим с четырех сторон балдахином; к третьей, в Хамлтоне, пригласила художника, и тот расписал одну из стен крошечной спальни под бушующий океан. Все ее клиентки были единодушны в том, что спальня, отделанная Вирджинией Прэгер, больше говорит о личности ее владельца, чем весь остальной дом.