Гремящий порог
Шрифт:
Черный ковш раз за разом падал сверху, как бы обрываясь с конца стрелы, и расклевывал рыхлую, бугристую поверхность полыньи. На сброшенную экскаватором груду мокрого дымящегося льда набросились два бульдозера и погнали ее в сторону от майны.
Наташе показалось, что одним бульдозером управляет Перетолчин. Наконец-то она его встретила! Она оглянулась, не смотрит ли на нее Николай Николаевич. Почему-то ей не хотелось, чтобы он увидел ее рядом с Федором Васильевичем.
Николай стоял неподалеку, но ему было не до Наташи. Он, размахивая руками, доказывал что-то высокому плотному старику с вислыми казацкими усами.
— Федор Васильевич! Я вас так искала, так искала! — воскликнула Наташа.
— Вот и нашла.— Перетолчин улыбнулся.— Меня найти не хитро. Все время здесь, на льду.
— Вчера вас не было.
— Вчера не было. Это точно. Так какое же у тебя ко мне дело, Наташа?
И тут только Наташа спохватилась, что дело, по которому она разыскивала Федора Васильевича, уже решилось, и если она обрадовалась, увидев его, то вовсе не потому, что рассчитывала на какую-то помощь. Но как сказать об этом? Надька — та бы не оробела. Наташа представила, как бы Надька, тряхнув русой челкой, выпалила: «А без дела к вам и подойти нельзя?» — и подумала: «А что, если и мне так?..»
Но сказала, конечно, совсем другое:
— Мне очень нужна была ваша помощь… Сказав это, Наташа подумала вдруг, что, наверное, лучше было обратиться за помощью все-таки к Федору Васильевичу и совсем не надо было рассказывать о своих злоключениях Николаю Николаевичу. Федор Васильевич, конечно, помог бы ей, как помог он Любе и Наде. А курсы?.. И курсы бы от нее не ушли. Не только через диспетчерскую дорога на курсы.
Федор Васильевич, не перебивая и не торопя ее вопросами, участливо смотрел на нее.
— …я хотела вас просить, чтобы помогли мне поступить на работу… сюда.
Взгляд Перетолчина стал озабоченным.
— А не рано, Наташа?
«Ему просто не хочется, чтобы я была возле него. Наверно, его уже спрашивали обо мне и ему это неприятно»,— подумала Наташа.
А когда сообразила, что спрашивать мог только Николай, то ей стало совсем не по себе и от радостного оживления не осталось и следа.
Перетолчин заметил, как упало настроение Наташи.
— А голову вешать совсем ни к чему,— сказал он.— Настоящая работа вся впереди. А это еще только первая разведка. Или очень уж опостылело на своем автобусе?
Наташа кивнула машинально.
— Так и быть,— нахмурясь, словно досадуя на свою уступчивость, сказал Федор Васильевич.— Пойдем к начальнику участка, потолкуем. Он парень отзывчивый… Только имей в виду, прямо скажу ему, чтобы к тяжелой работе и близко не подпускал.
Он опасался, что Наташа снова обидится. Но она просияла и, схватив его за руку, принялась горячо благодарить:
— Спасибо, Федор Васильевич, спасибо! Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. Только вы меня не дослушали. Вас вчера не было, и я сама поговорила с Николаем Николаевичем. И он меня принял на работу,— тут Наташа улыбнулась лукаво.— Только не на такую, какую мне хотелось, а на такую, как бы вы посоветовали. В диспетчерскую посадили к телефону.
— Здорово я обмишулился! —засмеялся Федор Васильевич.— Разговариваю с начальством и без всякого почтения!
—
— Какой тут может быть смех! Диспетчер на стройке — первое начальство. Теперь буду за километр шапку ломать и звать только Натальей Максимовной.,
— Федор Васильевич, ну что вы, право,— уже совсем жалобно взмолилась Наташа.
— По заслуге и почет. Ну ладно, Наташа. Не сердись на шутку. Рад за тебя. Осваивай новую специальность, а Звягину я скажу, чтобы первое время не очень взыскивал с тебя.
— Федор Васильевич,— попросила Наташа,—пожалуйста, ничего не говорите ему.
Вычерпывание льда из майны затянулось на весь день. Черный ковш без устали клевал и клевал ледяную кашу, но темную, дымящуюся полынью, остававшуюся после каждого клевка, тут же затягивало, и казалось, что льда в майне не убывает. Иногда ковш падал на крупную глыбу, не вмещавшуюся в его разверстый зев, и тогда челюсти-створки, сжимаясь, скрежетали впустую по ее скользким граням.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь,— говорил озабоченно Терентий Фомич, обращаясь сразу и к Набатову и к Перевалову.— На какой чепухе застопорило! Придется завтра с утра опускать ряж. Ночью таким делом заниматься несподручно.
— Сама себя раба бьет, что нечисто жнет,— сказал Набатов.
Терентий Фомич насторожился:
— В свой адрес не принимаю.
— Придется принять,— все так же полушутя-полусерьезно возразил Набатов.— Недавно я сам слышал, как один начальник отмахнулся от предложения заменить грейферный ковш..
Терентий Фомич окончательно рассердился.
— Любимчиками обзаводитесь, Кузьма Сергеевич! Нам, старикам, видно, на покой пора.
— Какой уж тут покой, когда ряж не опущен! — Набатов вздохнул и уже совершенно серьезно сказал:—Ряж опускать будем сегодня, а не завтра. Ночь длинная, к утру должны успеть. Чтобы ты, старина, не посчитал это за. каприз, поясню: и у меня и у секретаря в кармане билеты на самолет. На завтрашний день. Он летит в обком, я — в министерство. Посуди сам: можем ли мы вылетать, не увидев своими глазами, как первый ряж посадили на дно?.. А на Звягина ты зря рассерчал, он добрый тебе помощник.
— Учи, учи, сам-то я уж из ума выжил! — по инерции проворчал Терентий Фомич.
Все — и вес ряжа, и величина трения, и тяговая сила бульдозеров, умноженная сложными полиспастами,— все было точно учтено и не раз проверено самыми тщательными расчетами, и все-таки до последней секунды Николай Звягин не мог представить, как это огромное сооружение сдвинется с места и поползет по льду. Ряж был нисколько не меньше двухэтажного дома, в котором жил Николай. К тому же стены ряжа были без оконных и дверных проемов, внутренняя его пустота не угадывалась, и он представлялся сплошным и соответственно неимоверно громоздким и тяжелым.
Пока опоясывали ряж тросами и припрягали бульдозеры, солнце круто свалилось к закату. И когда Николай, проверив еще раз все крепления толстых стальных тросов, дал команду начинать, покрытая снегом вершина коснулась солнечного диска и высекла из него два снопа огненно-красных лучей.
— Опять нам солнышко команду подает,— сказал веселый подрывник.
Бульдозеры враз взвыли в тяжкой натуге, тросы натянулись, как струны, ряж хрустнул всеми своими стыками и связями, со скрипом стронулся с места и медленно, очень медленно двинулся к майне.