Гремящий порог
Шрифт:
— Вы строите Устьинскую? Набатов улыбнулся.
— Может быть, поверите на слово?
— Проклятая рассеянность! — воскликнул Клещов.— Все припоминал: где же я слышал эту фамилию? Ну, знаете, дорогой мой, ваша подпись одна стоит десяти. Ведь это же вашей стройкой козыряют авторы проекта.— И, очень довольный, аккуратно уложил письмо в большой двухстворчатый портфель.
Самолет пошел на снижение. Папироса упала и покатилась по столику. Сидоров встрепенулся и прихлопнул ее рукой.
Москва встретила неприветливо. Моросил
Что ж! Будем доказывать. И докажем. Доводы убедительные. Сейчас там уже рубят второй ряж, а первый ряж, тот, что уже зацепился за дно, зафиксирован беспристрастным фотоглазом. Снимки в портфеле. Когда понадобится, он положит их на стол.
В просторном вестибюле вокзала Набатов попрощался со своими спутниками. Клещова встречала молодая супружеская чета.. Оба — и он и она — чем-то похожи были на старого, седого биолога, и Набатов так и не успел понять, кто же встречал старика: дочь и зять или сын и невестка. Клещов пригласил ехать в город вместе, но Набатову не хотелось мешать семейной встрече, и он сказал, что. ему еще надо задержаться в аэропорту.
Сидорову не нужно было в город: он летел в Ленинград. Прощаясь с Набатовым, он не утерпел и сказал:
— Зря вы подписали письмо. Ученые, они, знае-
те…— и он неопределенно пошевелил толстыми пальцами,—они народ горячий, увлекающийся. А мы о вами работяги, хозяйственники. Нам эта роскошь ни к чему. В вашем министерстве этот проект весьма одобряют…
Набатов не был расположен тратить время на бесцельные разговоры и сказал только,.. что: истина рождается в споре.
— Не наше это дело — истины рожать,— хмуро возразил Сидоров.
Заведующий сектором главснаба, ведавший фондами Устьинской ГЭС, возражал Набатову почтительно, но твердо:
— Заявки принять не могу. Все вопросы снабжения вашей стройки рассматривает лично начальник главснаба.
— Начальник будет решать,— сказал Набатов,— а решение ему надо подготовить. Все наши заявки подкреплены расчетами.— И положил на стол объемистую папку.
Но заведующий сектором решительно отодвинул папку.
— Не могу. Я же вам сказал. Только сам начальник главснаба.
Набатов понимал, что собеседник его иначе поступить не может. Ему дано указание. Он маленький винтик в этом громоздком и всемогущем механизме. И все-таки сопротивление, встреченное на первом же шагу, вызвало раздражение.
Приемная начальника главснаба была двумя этажами выше. Набатов единым духом преодолел четыре лестничных марша. Когда он, запыхавшись, с побагровевшим лицом, стремительно вошел в приемную, у него был такой внушительный вид, что секретарь немедленно пропустил его в кабинет.
«Пусть только этот попробует крутить»,— подумал Набатов, решительно подступая к утонувшему в глубоком кресле начальнику главснаба.
Но тот и не думал
— Там насчет опозданий ни-ни! На четыре часа вызывают.
— Уже четверть пятого,— сказал Набатов.
— Вот я и говорю: опаздываю,— спохватился начальник главснаба и торопливо протянул руку Набатову.— Прошу завтра, во второй половине дня.
Набатов отлично его понял. Начальник главснаба выжидал. Выжидал, как решится вопрос с Устьинской ГЭС и как решится вопрос с самим Набатовым. Ясность должно было внести заседание техсовета, и, пока оно не пройдет, никто разговаривать с Набатовым по делам Устьинской стройки не станет. «Как по потам разыгрывают»,— подумал Набатов и с трудом удержался, чтобы не грохнуть в сердцах кулаком по столу. Но… чем бы это помогло?.. И он так стиснул длинную холеную руку начальника главснаба, что тот испуганно посмотрел на него.
Набатов вышел в коридор и остановился у окна. Окно выходило в узкий, глубокий, как колодец, двор. Сотни, окон смотрели пустыми глазницами в темную глубину двора. Мокрые хлопья снега падали па стекло и сбегали вниз кривыми струйками. Набатов вспомнил сверкающие на солнце снега приангарских распадков и вздохнул. Конечно, в такую слякотную ростепель кто может всерьез поверить в зимнее перекрытие?..
Вообще-то нечего здесь слоняться. Самое разумное— идти в гостиницу и отдохнуть. Завтра горячий день. Надо собраться с силами.
Набатов направился к выходу, но, сделав несколько шагов, остановился. Нет, он пройдет к начальнику главка и поговорит с ним. Это поможет подготовиться к завтрашнему крутому разговору.
Набатов попытался с ходу прорваться в кабинет. Но секретарь — строгая пожилая женщина—решительно остановила его.
— Доложите Евстигнееву. У меня срочное дело,— сказал Набатов.
— Евстигнеев в Ленинграде. Его замещает товарищ Зубрицкий.
— Доложите Зубрицкому, — резко, почти грубо сказал Набатов, а сам подумал, что к Зубрицкому идти совсем незачем. Но секретарша уже скрылась за дверью кабинета.
—Товарищ Зубрицкий просит вас обождать.
Больше всего на свете не любил Набатов ожидать,— он называл это «просиживать» в приемных. Тем более досадно было сидеть в приемной Зубрицкого, разговор с которым — Набатов отлично это понимал — будет пустой тратой времени.
Но до того, как тратить время в кабинете Зубрицкого, пришлось немало потратить его в приемной.
Набатов сел возле самой двери в кабинет, как бы преграждая путь, но это не помогло. Сотрудники главка стремительно проносились через приемную и скрывались за дверью кабинета, решительно закрывая ее за собой. Набатов, конечно, мог бы войти вместе с любым из них, но ему нужен был разговор с глазу на глаз, и он ждал, заставив себя быть терпеливым.