Гренадилловая шкатулка
Шрифт:
— Вы собираетесь написать Натаниелу?
— Да, — ответила я, столь же односложно.
— В таком случае буду вам благодарна, если вы передадите ему, что я узнала то, о чем он меня просил, и отослала его письмо.
Едва я успела произнести: «Хорошо, я передам», она взяла свою приятельницу под руку и зашагала прочь так же быстро, как и подошла, не сказав ни «спасибо», ни «до свиданья». Ее столь неоправданно резкое поведение навело меня на мысль, что вы состоите с ней в каких-то особых отношениях и нагрубила она мне из ревности, поскольку видела, как я приходила к вам. Это правда? Прошу вас ответить
Напишу вам сразу же, как у меня появятся новости.
Ваш преданный друг,
Элис Гудчайлд.
Закончив читать, я продолжал смотреть на письмо. Его откровенный тон воодушевил меня, но упоминание о Молли привело в трепет. Пока Элис только догадывалась о том, что было между нами. Но, узнав правду, она, разумеется, изменит свое отношение ко мне, а я, находясь в Кембридже, могу лишь молиться, чтобы она отказалась от своего намерения поговорить с Молли о нашей дружбе, ведь та конечно же выложит ей все в подробностях.
Я задумался о замечаниях Элис по поводу предания. Мне не хотелось признавать свое поражение, но ведь я спрашивал про Чиппендейла почти у каждого, кого встретил в Хорсхите, и все как один ответили, что он приезжал несколько месяцев назад и с тех пор его там ни разу не видели. Впрочем, рассудил я, если бы Чиппендейл исчез из Лондона одновременно с Партриджем, я бы об этом знал. Значит, моя версия о тайном визите Чиппендейла в Хорсхит несостоятельна. Как ни крути, получалось, что не он убил Партриджа. Наверно, мне хочется верить в виновность Чиппендейла, потому что я зол на него за подлое и жестокое обращение с моим другом.
Жаль, но Элис, должно быть, права. Легенда сбила меня с толку. Я должен сосредоточиться на настоящем, а не размышлять о предании, возникшем много веков назад. Современность оно отражает только в одном: между ремесленниками и по сей день существует нездоровая конкуренция. Вне сомнения, Чиппендейл стал завидовать Партриджу, и его зависть могла стать косвенной причиной гибели моего друга, поскольку тот, оставшись без средств к существованию, вынужден был обратиться за помощью к Монтфорту. Но Чиппендейл не был на месте преступления и никого не убивал. Тем не менее я считал, что трагедию спровоцировали Чиппендейл и мадам Тренти. Если бы Чиппендейл не уволил Партриджа, тот, возможно, не стал бы слушать мадам Тренти и не поехал бы к Монтфорту. И, вероятно, остался бы жив.
Уяснив это, я вновь стал думать об Элис. Даже теперь, после всего, что произошло, я затруднялся определить свое отношение к ней. Она оказывала мне бесценную помощь. Я прежде и представить не мог, что женщина способна вызывать во мне такие чувства, какие я испытывал к Элис. Во мне жила глубокая благодарность к ней за содействие, но что еще? Сердечность, симпатия… и, пожалуй, что-то еще более сильное, прочное, хотя и безымянное, — чувство, в котором я не признавался даже самому себе.
Часы на церкви пробили семь раз. Служанка просунула голову в дверь и сказала, что ужин ждет меня внизу. Спускаясь по скрипучим дубовым ступенькам, я вспомнил, что в Хиндлсхэме у меня есть еще одно дело. Мисс Аллен упоминала это
Глава 17
На следующее утро я отправил Фоули записку, в которой сообщал, что переехал в Хиндлсхэм, и спрашивал дальнейших указаний. Ответа я ждал напрасно, но, когда я уже начал звереть от бездействия, откуда ни возьмись появилась Конни. С ее приходом настроение у меня улучшилось. Вторая половина дня у нее выдалась свободной, и она шла пешком от самого Хорсхита, поскольку иначе в Хиндлсхэм никак не добраться. Ей требовалось известить меня кое о чем, а так как писать она не умела, ей ничего не оставалось, как прийти самой.
На ее щеках играл румянец, кончик носа покраснел, и я догадался, что она промерзла до костей. Я усадил ее поближе к очагу и, чтобы она быстрее согрелась, приказал принести кувшин горячего вина, которое она стала потягивать, как мне показалось, с несколько скорбным видом. Я сел рядом с ней.
— Итак, милая Конни, какие новости принесла ты мне из Хорсхита?
Она вздохнула:
— Как же я рада, что улизнула оттуда на пару часов.
— Что так?
— Бывают такие дни, когда шагу не ступишь, чтоб не нарваться на неприятности. Утром миссис К. выбранила меня из-за леди Брадфилд. Та нашла солонку за одной из книг в библиотеке. Как выяснилось, ту самую, которую якобы я разбила в тот вечер, когда скончались его светлость. И вот я опять виновата — в том, что не заметила ее, когда на днях убирала комнату.
Я задумался.
— Приятного в этом мало, но странно, как солонка туда попала, — сказал я. — Зачем кому-то оставлять соль на книжной полке? Мужчина не мог поставить ее туда по рассеянности, ведь мужчины не носят с собой солонки, верно?
— Я этого не знаю и знать не хочу, — ответила Конни, отпивая из бокала вино. — Скорее бы Брадфилды покинули Хорсхит. Но надежды на это мало. Один мечтает о лошадях, другой еще кое о чем.
— Ты о ком говоришь? Кто о чем мечтает? Она сердито тряхнула головой.
— О Джордже, болван. Он истосковался по женскому обществу, а поскольку Роберт занят с Элизабет, он решил, что может лапать всех подряд.
— Всех подряд?
— Меня, например. Причем не говоря дурного слова. Сегодня утром подошел ко мне и… нет, лучше и не рассказывать, что он пытался сделать.
Видя ее возмущение, я не сдержался и хохотнул:
— То, что ты никогда не позволяла мне? Погладил тебя в неположенном месте, да? — Я глянул на нее исподлобья и подмигнул. Конни осушила свой бокал.
— И ничего в том смешного нет, Натаниел. Я пихнула его как следует и впредь не потерплю таких выходок. Ни от него, ни от тебя.
Я вновь наполнил ее бокал вином.
— Немудрено, что ты по мне соскучилась, — игриво парировал я.
Конни беззлобно ударила меня по плечу и улыбнулась:
— С какой это стати я должна скучать по тебе, Натаниел Хопсон?
— Разве я тебе не друг? Разве так мало значу для тебя?
— На что это ты намекаешь? Джон, лакей, гораздо внимательнее, и он живет рядом. — Позабыв свои прежние неприятности, она невинно таращилась на меня поверх бокала. Я знал, что она просто дурачится со мной, флиртует, как и я с ней. Это было безобидное озорство, доставлявшее удовольствие нам обоим.