Грешница и кающаяся. Часть I
Шрифт:
— Черт тебя возьми…
— Этого он не сделает, дорогой Гирш,— прервал Шаллеса Фукс,— во всяком случае теперь это было бы нехорошо с его стороны, так как мы готовимся составить свое счастье! Если вы не хотите помочь нам деньгами и рекомендательными письмами к Соломонам в Лондоне, если вы теперь, когда затевается нечто великое, хотите отказаться от нас, хорошо! Дело пойдет и без вас!
— Что вы тратите попусту время.— сказала, подходя к отцу и Фуксу, прекрасная Эсфирь.— Я разделяю ваш план с условием…
—
— Чтобы вы подчинялись мне! Ты должен охотно исполнять желания своей дочери, а вы — приказания своей невесты. Достаньте бумаги, я сама повезу их.
— Ого, вижу кровь Икеса Соломона! — довольно воскликнул Фукс.— Позволь мне обнять тебя, дорогая дочь. Там, за океаном, мы будем рыться в золоте и бриллиантах. О, как блестят его глаза! Да, еврей, ты тоже получишь свою долю, чтобы мог потом сказать: Черная Эсфирь и Фукс — гении!
— Ты должен поспешить, монахиня ждет тебя от одиннадцати до двенадцати! — напомнила Эсфирь.
— Будь осторожен, Фукс. Возьми вот этот плащ,— прибавил Гирш.— Когда ты вернешься, я угощу тебя хорошим вином.
— Посмотрите, как любезен стал вдруг Шаллес с негодяем!
— Говори тише и будь осторожен! Надень плащ — вот так. Я выпущу тебя. Не ходи через дворцовую площадь!
— Я пойду нарочно по самым многолюдным улицам. Ты состарился, Шаллес Гирш. Где твоя былая смелость? Ну, зато у тебя есть дочь, которая тебя заменяет! Прощайте, граф Эдуард, до свидания, моя прекрасная дочь! — с этими словами Фукс быстро поцеловал грудь Черной Эсфири. Сегодня он осмелился прикоснуться губами к ее нежному телу, чего удостаивались только старики на водах, тысячи платившие за это.
Шаллес Гирш тихо отворил дверь комнаты и выпроводил Фукса, между тем как сам крадучись последовал за ним; они спустились с лестницы в темные сени и достигли старой и грязной выходной двери; Гирш осторожно повернул ключ в замке.
Дверь тихо отворилась, и Шаллес Гирш тут же отпрянул назад.
— Стой,— успел он шепнуть следовавшему за ним преступнику.
Подле дома стояли полицейский и ночной сторож. Они разговаривали о чем-то вполголоса; услышав, как отворилась дверь, оба обернулись. На монастырской башне поблизости уже пробило одиннадцать.
— Что это он? — удивился сторож, заметив, как еврей, осторожно отворив дверь, в испуге попятился назад.
— Боже милосердный, как я испугался! — поспешил изобразить страх Гирш.
— Чего же? — поинтересовался сторож.
— Мне показалось, что воры ломают двери моей лавки!— Старик взглянул на крепко запертую низкую дверь, весьма естественно прикидываясь встревоженным.
— Вот тебе на! — обратился сторож к полицейскому.— Богатому Шаллесу Гиршу и ночью нет покоя, бродит, как привидение, по дому и трясется — все боится, что украдут его сокровища.
— Да, в самом деле. Вот каково
— Господи, уж я так обрадовался, когда увидел вас!
— Я всегда настороже, можете спать спокойно, а теперь буду еще бдительней,— сказал полицейский.— Вот говорят, что деньги делают счастливым, а старик этот в постоянном страхе.
Обещание стеречь его дом пришлось не по вкусу Шаллесу Гиршу.
— Уж не трудитесь особенно, я все равно не буду спокойно спать, это уже стало у меня привычкой,— сказал Гирш.
— Ну, пусть этот скряга стережет свое добро до страшного суда! — полицейский повернулся, чтобы уйти.
— Покойной ночи, господин Гирш,— не без иронии попрощался сторож и медленно удалился вместе с полицейским.
Старик ответил на поклон и сделал вид, что снова хочет затворить дверь.'
— Я не выпущу тебя отсюда! — сказал он Фуксу.— Сторож теперь глаз не спустит с моего дома! Вы что, хотите сделать из него разбойничий притон?
— Шаллес Гирш, старый жид, ты думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь,— отозвался Фукс шепотом и так сильно хлопнул Гирша по плечу, что тот испугался.— Ты хочешь, чтобы я давал тебе больше! Старый мошенник, разве я не отдал тебе тысячу талеров из почтовых денег?
— Да, купонами и акциями, с которыми я мог сломать себе шею.
— А ты рассчитался со мной за часы и кольца, которые составляют целый капитал? Уже прошло три года, а ты как дал мне двести талеров, так и все.
— Я еще ничего не получил за них, они лежат и ржавеют!
— Ты послал их в Лондон, и да не сойти мне с этого места, если ты не получил за них тысячу фунтов! Молчи, старый злодей! Отвори дверь!
Шагов сторожа и полицейского уже не было слышно.
— Это мне будет стоить жизни! — простонал Шаллес Гирш.
Фукс тихо отворил дверь и выглянул на улицу — она была пустынна. Он вышел из дому и стал, крадучись, пробираться по переулку, между тем как Гирш запер дверь и вернулся к Черной Эсфири, которая осталась в своей комнате с Рыжим Эде.
Все трое стали обсуждать только что составленный грандиозный план, и Шаллес Гирш склонился наконец в его пользу, вспомнив своего родственника Соломона, которому однажды посчастливилось в подобном же рискованном деле и который постоянно утверждал, что такие значительные предприятия наименее опасны.
Фукс вскоре достиг дворцовой площади, где еще царило оживление, и, запахнув плотнее плащ, который надел на него заботливый Гирш, без страха направился к королевским воротам. Следовало торопиться, так как было уже около полуночи. Скорым шагом он приблизился наконец к парку и свернул в боковую аллею, что вела к кладбищу.