Грешница
Шрифт:
— Как вы могли это предполагать? — проговорил Шерубен с притворной гордостью.
— Отложим в сторону ваше самолюбие — я убеждена, что вы отказались бы от них с охотой… если бы я только могла полюбить вас…
— О, конечно!.. — пробормотал Шерубен. Он боялся, что его разгадают.
— Слушайте же меня, что я вам предложу сейчас — вы можете принять или не принимать… Или вы напишете графу тут же, у меня, и сейчас же, что вы отказываетесь от пари, или ваша нога никогда не будет у меня.
— Ну,
— Тогда, может быть, вас и простят, — проговорила Баккара и бросила такой взгляд на наглого искателя приключений, что он окончательно почувствовал себя обезоруженным.
— Ну, — добавила она настоятельно, — решайтесь же! Он еще несколько колебался.
— Вот бумага — садитесь там и пишите, я буду диктовать.
Шерубен вздрогнул и почувствовал, что он побежден. Он встал и сел к столу.
— Я жду, — проговорил он, взяв в руки перо.
— Граф, — диктовала Баккара, — забудьте мою вину перед вами; я отказываюсь от пари.
— Я не могу писать этого! — вскрикнул Шерубен, — это ведь настоящее письменное извинение!
— Вы напишете его, — сказала спокойно Баккара, голос которой звучал так нежно и очаровательно, — вы напишете ради любви ко мне…
Шерубен молча взял перо и написал.
— А теперь, — сказала Баккара, — поцелуйте мою руку, возьмите шляпу и отправляйтесь!
— Отправляться?
— Теперь уже двенадцать часов, — заметила Баккара, — если хотите успеть, то начинайте с послушания…
Очарованный Шерубен послушался и пошел домой…
— Когда я могу быть у вас? — спросил он.
— Послезавтра, прощайте.
Когда он ушел, она заперла за ним дверь, и, покачав головой, прошептала:
— Ты у меня в руках… ты самый обыкновенный Дон-Жуан, и наказание твое будет ужасно, если ты только не остережешься.
Можно было предположить, что Баккара угадывает то, что должно было случиться.
И действительно, Шерубен отрезвился сейчас же, как вышел на улицу.
— Какой я дурак, — подумал он, — я забыл о том, как бы мне пригодились пятьсот тысяч франков.
— Впрочем, — пробормотал он, — никто не принуждает меня сказать Баккара, что я отказываюсь от своего пари. Лишь бы только граф знал, что я держу это пари… теперь ясно как божий день, что она желает полюбить меня, но не хочет согласиться из-за пари… Следовательно, — добавил он, ударив себя по лбу, — пятьсот тысяч франков у меня в кармане… Идем к графу!
Шерубен знал привычки молодого графа, "то есть то, что он не ложился спать никогда раньше трех часов.
Было всего двенадцать часов… Шерубен подумал немного и отправился в клуб и действительно нашел графа за вистом.
— Граф, — сказал он ему вполголоса, — я могу попросить вас на одно слово?
— К вашим услугам, — ответил граф, вставая и отходя в
— Я только что от Баккара, — начал Шерубен.
— Так, — заметил равнодушно граф.
— Согласитесь ли вы в том со мной, что в деле, которое занимает теперь нас, хитрость употребительна?
— Смотря по обстоятельствам.
— Баккара не желает, чтобы я держал об ней пари.
— Она права.
— Поэтому я написал у нее письмо, в котором отказываюсь от нашего пари.
— А!
— Но я пришел сказать вам, граф, что мой отказ не серьезен.
— Хорошо!
— Разве только вы согласитесь дать мне слово, что вы ничего не скажете ей о настоящем разговоре.
— Даю вам это слово.
— Хорошо… до свиданья.
Шерубен поклонился графу и ушел, чтобы повидаться с виконтом де Камбольхом, который должен был ожидать его.
На другой день после этого граф Артов заехал к Баккара; она встретила его с улыбкой и, подавая руку, сказала:
— Хотите я вам сообщу какую-нибудь тайну?
— Да, — ответил он, кивая головой.
— Я сообщу вам кое-что, о чем вы полагаете, что знаете это один.
Он сделал движение невольного удивленья.
— Вчера вечером, в полночь, у вас был некто Шерубен.
— Вы это почему знаете? — спросил граф.
— Это для вас должно быть все равно.
— Так вы видели его?
— Нет! Но я знаю, с какой целью он был у вас в клубе.
— Вот как! — прошептал граф. — Если вы это знаете, то вы просто колдунья.
— Все это может быть. Садитесь здесь и прочтите это письмо.
Она подала ему записку, в которой Шерубен извинялся и отказывался от пари.
— Вот как! — заметил граф с притворным удивлением.
— Милое мое дитя! — сказала Баккара тоном матери. — Вы благородны и, как видно, умеете держать свое слово… Вы обещали не говорить о своем свидании с Шерубеном. Но я, как женщина всезнающая, по вашему выражению — колдунья, скажу вам, какая была цель этого свиданья: Шерубен просил вас считать ваше пари действительным и серьезным.
Граф вскрикнул от удивления.
— Но, — докончила она серьезным тоном, — г. Шерубен и не подозревал, что подписывал свой смертный приговор. Граф вздрогнул.
— Послушайте, — продолжала она медленно, — если бы этот человек был просто фатом, игравшим репутацией какой-нибудь женщины, то я сказала бы вам: «Выгоним его и пусть он живет»… Но этот человек — негодяй… вор— убийца и служит в настоящее время разумным исполнителем такого низкого преступления, которому даже нет названия… Граф! Исполните ли вы мою просьбу, если я когда-нибудь скажу вам: «Человек этот хвастун, он проиграл пари, так накажите же его по заслугам!..» Исполните ли вы тогда мою просьбу?