Грешник. На острие
Шрифт:
ГЛАВА 52
Зал суда полон народу. Здесь и журналисты, и люди, заинтересовавшиеся громким делом. И я тут. Сижу на скамье свидетеля стараюсь смотреть прямо перед собой, чтобы не взглянуть случайно на него. Я и другие свидетели уже дали свои показания на прошлом слушании, и теперь все ждут приговора.
Присутствует на суде и Хаджиев-старший. Он тоже смотрит прямо, задумавшись о чём-то. Мне всегда казалось, что родители в подобные моменты корят и упрекают себя за то, что не доглядели, не так воспитали, прозевали какой-то момент и теперь чувствуют себя
Но Саид Хаджиев не выглядел несчастным. Казалось, ему даже дела нет до того, кто в клетке стоит.
А Шамиль смотрел на меня. Я не видела его, но чувствовала этот взгляд. Ощущала его на своей коже. Казалось, она дымится и плавится, потому что он сейчас думает обо мне. Как и я о нём.
– Хаджиев Шамиль Саидович признан виновным в трёх умышленных убийствах, торговле наркотиками и…
Я дальше не слушаю. Молча выхожу из зала. Правда, у двери останавливаюсь и оглядываюсь на клетку, в которой он стоит, уперевшись жилистыми руками в прутья. Не знаю, кто ему позволил пронести в зал суда беспроводные наушники, но он в них. Слушает музыку, скорее всего.
А я невесело усмехаюсь. Вот он, весь Шамиль. Даже собственный приговор не слушает. Даже сейчас показывает, насколько ему плевать.
Ну как тебе такая многоходовочка, Шам? Мне жаль. Жаль, что всё так вышло. Но ты сам виноват. Будь ты другим, возможно… Хотя нет. В нашем случае всё было предрешено, да?
И он смотрит на меня. Смотрит и будто говорит глазами:
– Я тебя достану, Королевна. Слышишь меня? Достану.
– Для тебя это уже ничего не изменит. Но ты можешь попытаться. А пока будешь отсиживать свой срок, подумай о том, что мы могли бы быть вместе. И я могла бы быть твоей. Но по-другому. Не так вот – Проговариваю это про себя и понимаю, что слышит. Читает по моему взгляду. Усмехается, подмигивает, пока судья заканчивает зачитывать приговор. Пятнадцать лет строгача…
Я долго гуляю по пустынной улице, вглядываюсь в лица редких прохожих. Всё как обычно везде. Везде, кроме моей души. Там, глубоко в сердце поселилась боль. Ещё вчера она не была такой сильной и я, видимо, верила, что он выкрутится, ведь это Шамиль Хаджиев. Но сегодня я понимаю, что это всё. Он теперь в тюрьме и выйдет оттуда не раньше, чем отмотает весь срок.
Рядом останавливается чёрная машина с наглухо тонированными стёклами. За ней вторая. Я тоже останавливаюсь, потому что знаю, кто это. Дверь первой машины открывается, вижу лицо Хаджиева-старшего.
– Присаживайся, Валерия, – приглашает он меня, и я покорно лезу в салон. – Как себя чувствуешь? Ты очень бледная.
Чувствую себя, и правда, паршиво. Меня слегка укачивает и становится трудно дышать из-за плотного запаха освежителя.
– Вы что-то хотели мне сказать? – поднимаю на него глаза.
– Хотел убедиться, что ты в порядке. Но похоже это не так. Верно, Валерия?
Я вглядываюсь в его лицо и не могу понять, чего он от меня хочет. Выражение совершенно нечитаемое.
– Верно. Не так. Я не хотела всего этого. Вы, наверное, и сами понимаете. Если бы он не пытался убить моего отца, я бы… Я отдала бы ему деньги. Нашла бы способ. Но он поступил со мной нечестно. И я обязана была так поступить. Скажите мне, на что пошли бы вы ради своей семьи?
Он усмехается как-то невесело, печально даже. Кивает
– На всё, Валерия. Ради своей семьи я пошёл бы на всё. Именно поэтому я позволил тебе посадить моего сына.
– Что? – непонимающе вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять… – Зачем вам это было нужно?
– Затем, что мой сын не тот принц, о котором барышни любят читать книжки. А ты ждёшь от него ребёнка. И я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось. А мой сын, к сожалению, не отличается здравостью своих поступков.
– Откуда вы… Вы что следили за мной? Зачем? Чего ещё мне ожидать от вашей семейки? – я почти срываюсь, но приказываю себе остыть. Всё бесполезно.
– Я привык знать о своей семье всё, Валерия. А ты, как бы не хотела обратного, всё же моя семья теперь. Ты входишь в неё, нравится тебе это или нет.
Я застыла. Закрыла глаза и попыталась досчитать до десяти, как советовала Надя на одном из наших сеансов. Не вышло.
– Знаете… Лучше оставьте меня в покое. Мой ребёнок только мой. И я хотела бы сейчас уйти. Я могу уйти?
– Разумеется. Ты можешь уйти и тебя никто здесь не удерживает силой. Но я хотел довезти тебя до больницы, чтобы ты увиделась с отцом. Вероятно, ты отключила телефон на заседании, и доктор твоего отца не смог дозвониться.
– Стойте, что? – горло сдавило спазмом мгновенного испуга. – Что с ним?
– С ним уже всё в порядке, Валерия. Твой отец пришёл в себя. Доктор сказал, что его жизни больше ничего не угрожает. Надеюсь, горечь сегодняшнего дня разбавит эта хорошая новость. Так тебя довезти?
– Да! Спасибо… Довезите, – промямлила тихо и невольно прижала руку к животу. Они знают. Они обо всём знают. А ведь я хотела сбежать. Хотела спрятаться от них и родить своего ребёнка где-нибудь в другой стране… Подальше от этих всех сраных кланов, калечащих жизни, от больших денег и точно таких же проблем. Просто уехать.
Машина остановилась у больницы, дверь мне открыл водитель Хаджиева. А я ринулась, чтобы выйти, но тут же остановилась.
– А знаете что? Это вы виноваты. Вы виноваты во всём. Вы сделали женщине ребёнка и оставили её, прекрасно зная, какая судьба их ждёт. Вы знали, что мать Шамиля хотела утопить его в ванне, когда тому было пять лет? Просто представьте на минуточку, что тогда испытал бедный ребёнок? Из-за вас. Из-за вашей трусости или упрямства, я не знаю. Но виной всему вы и никто больше! Всего доброго вам, Саид. Живите дальше в своём страшном мире. Но мой ребёнок с вами не будет. Он не станет одним из вас. Никогда, – я смотрела прямо в глаза этого человека и понимала… Он знает всё сам. Всё, что я озвучила, ему известно. Но, судя по всему, плевать.
– Как бы там ни было, Валерия, но мой будущий внук уже член нашего клана. Он уже один из нас. Один из наследников. Куда бы ты не подалась и где бы не спряталась. От будущего не спрячешь.
ЭПИЛОГ
Четыре месяца спустя:
– Привет, папуль. Ну как ты тут? – кладу на тумбочку пакет с фруктами, сажусь рядом. Отец кривится, взглянув на апельсины.
– Была бы нормальной дочкой, принесла бы отцу хорошего коньячку. А не вот это вот всё. Я тут уже за столько времени овощем стал. Скоро фруктовым желе гадить начну.