Грешник. Вернуть бывшую
Шрифт:
— Да. Накормила и спать уложила. Анна не мать, а бесчувственный овощ какой-то, — тихо произносит она, дабы свекровь не услышала. — Я такого человека впервые вижу. Ушла и даже малыша своего не забрала. Зачем тогда рожала?
— Хорошо, что не забрала, — отвечаю также тихо. — И Рамиль не разрешил бы. Она не умеет ухаживать за малышом. Зачем ей Димка? Всю жизнь его я воспитывала, — грустно улыбаясь, выхожу наружу. — Ладно. Рамиль ждет. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отвечает, глубоко выдохнув. — Пусть у вас все будет хорошо.
Не
Увидев меня, прощается с собеседником и, спрятав мобильник в карман, открывает дверь автомобиля. Помогает сесть.
Машина трогается с места. Рамиль молчит, а я жду, когда он начнет хоть что-то объяснять.
— Я надеюсь, отпустил ты ее специально? — единственный вопрос, который меня волнует.
Столько всего сделала дрянь. Я, конечно, ожидала, что она сразу же станет прилипать к Рамилю после нашего развода, но вот подмена лекарств — это чересчур. Никогда в жизни не подумала бы, что она на такое способна. Да, сучка редкостная, как выразился Рамиль, но… Черт возьми! Это же как надо ненавидеть человека, чтобы так с ним поступить?!
— Конечно. Побежала к Касьянову. У нас завтра совещание, Лер. И тот кретин будет там. Уже несколько месяцев из каждого дерьма он вылезает. Настроение Мила ему круто испортит. Посмотрим, чего он добьется утром, — криво ухмыляется Рамиль. — Я несколько месяцев пытаюсь его на крючок насадить. Наконец-то.
— Завтра… — шепчу, вспоминая слова Макса. Он говорил, что я буду присутствовать на одном совещании, а к концу месяца уйду в декрет.
Осталось четыре дня. Кхм… Хочу я увидеть своего врага. Хочу заглянуть ему в глаза, а больше всего задать вопрос: «За что?»
Неужели из-за того, что Мила так захотела? А если тому самому Касьянову нужен был бизнес Рамиля, так почему бы не играть по-мужски? Черт! Что за чушь я вообще несу? Мужчины в игры не играют! Он просто решил ударить бывшего в самое больное место. Наверное, думал, что после развода Чернов не станет заниматься компанией. Бросит все, впадет в депрессию? Смешно. А ведь Макс тоже не слабое звено. Правда, до Рамиля ему далеко. Все же. Глупый был план.
Взрослые люди вроде бы… Один хотел компанию, вторая — моего бывшего мужа. А для этого травили меня.
— Рамиль, — зову его, не понимая одну вещь. — Если мои лекарства врач подменяла, тогда зачем она мне сказала, чтобы я прекратила пить эту гадость? Зачем говорила, что мне ничего не поможет? Ведь я из-за тех слов выбросила таблетки и после этого… Забеременела.
Некоторое время бывший не отвечает. Глубоко выдыхает, выруливая на трассу.
— Чуяла, — проговаривает. — Знала ведь, что когда-нибудь она тоже попадется на крючок. Это не игрушки, Лера. Женщина уже призналась и сдала мать Милы. А может, и совесть…
— Не знаю, — устало потираю лицо. — Что-то у
А еще не складывается, что мы сейчас обсуждаем тех людей, из-за которых разбился наш брак. И обсуждаем так, будто мы с Черновым друзья. Я на мгновение забываю, как он со мной поступил.
Что-то внутри щелкает. Глаза застилают слезы. А ведь Рамиль мог бы быть рядом. Мог бы поверить мне, и весь этот театр не пришлось бы устраивать.
— Лер, — он слегка касается руки. Выдергиваю ладонь и не оборачиваюсь к нему. Слезы текут по щекам. Из горла вырывается всхлип. — Лера?!
— Ты даже не разобрался тогда, — выдавливаю из себя, вытирая влагу с лица. Все так же смотрю в окно. — Все могло бы быть иначе.
Кусаю щеку изнутри, чтобы взять себя в руки. Он не должен видеть мою слабость. Пусть считает меня сильной. Да, я именно такой кажусь со стороны, но вовсе не такая. Нет! Это всего лишь маска.
— Лер, — очередной глубокий вздох и медленный выдох. — Что ты хочешь услышать? Я давно не оперативник. Руки не тянутся туда, куда тянулись раньше. Захаров помогал. Там, где были сделаны снимки Макса и той… ни на одной из камер наблюдений не было записи. Все уничтожили. Номер оформлен на Максима, и с того самого номера тебе приходили звонки и сообщения. И от тебя уходили.
Рамиль выруливает в сторону и останавливает машину. Я чувствую: он оборачивается в мою сторону.
— Лер, посмотри на меня, пожалуйста, — просит он.
Я не реагирую. Взяв меня за подбородок, заставляет встретиться с ним взглядом.
— Отвези меня домой. Больше я ничего не хочу. И слушать тебя в том числе!
— Все было против, Лер. Абсолютно все. Я понимаю, как лоханулся. Понимаю, — игнорирует мои слова, наклоняется очень близко. — Жалею. Знаю, что ты разочаровалась во мне. Но я пойду до последнего, чтобы вернуть твое доверие и… И тебя, Лера. Вас.
— Ничего не изменится. Абсолютно ничего. На ребенка ты право потерял, когда назвал его отродьем, — Рамиля словно током прошибает от моих слов. Резко отстраняется. — На меня же — несколько месяцев назад, когда назвал продажной бабой и вышвырнул из дома. Забыл? А я нет. Ничего не забыла и не забуду!
Настолько больно и обидно, что хочется сжаться в комок и просто плакать. Опустошить душу. Потому что больше ничего не поможет хотя бы чуточку остыть.
— Лер…
— Рамиль! Я хочу домой. Завтра рано утром совещание. Не хочу слышать тебя! Понимаешь?
Чернов шумно сглатывает, затем отворачивается. Не сказав ни слова, нажимает на газ. До моей многоэтажки добираемся в абсолютной тишине.
— Спокойной ночи, — говорю, вылезая из машины.
— Спокойной, — доносится тихий ответ.
Поднимаюсь в квартиру. Снимаю с себя пальто и обувь. Первым делом иду в гостиную. Сажусь на диван. Обхватив голову руками, плачу. Тут я наедине с собой. Никто не увидит мою слабость. Не узнает, как мне больно и одиноко. Пройдет. И это пройдет со временем.