Грешник

Уорд Дж. Р.

От страха пересохло в горле, и жажда привела его к ручью, у которого он рухнул на ободранные колени и опустил лицо в холодный поток. Кожу невыносимо жгло, но пока он напивался воды, прочищались мысли. Выпрямившись, он вытер глаза разорванными и окровавленными рукавами. Ночь выдалась холодной, но ему все всегда казалось холоднее.

До него дошел дымок костра по ветру, дувшему с юга. Не одного костра, их было несколько. В деревне кипела торговля, в ночные часы она жила и засыпала с приходом дня.

Обещание, данное

отцу, заставило его двинуться в сторону поселения вампиров. Его чурались из страха перед тем, на что способен его отец, но находились и добрые души, жалевшие Сина, осознававшие проклятье, с которым он вынужден жить, помнившие, что сотворили с его мамэн… знающие, что произойдет с Сином, который был невероятно слаб, если он не насытит пищей чудовище в той хижине, в той пещере.

Но Син направился не в центральную часть деревни. Это произойдет позднее. Сразу же, как он сможет.

Вместо этого он устремился в лесную чащу, перешагивая валежник и низкие кустарники, двигаясь бесшумно, подобно оленю. Он ушел далеко, и, несмотря на усталость, не останавливался.

Не вскоре он добрался до опушки и осторожно выбрал укрытие за толстым деревом. Беда случится, если кто-то узнает о его появлении, и он бы не пришел, если бы мог.

По ту сторону поля, усеянного дикими цветами, располагался крытый соломой дом, скромный, но приятный взору, и он доверился отсутствию тревожных признаков. Горел, казалось, только камин. Он не видел и не чувствовал следов кровопролития. Также…

Деревянная дверь широко распахнулась, и звук женского смеха напомнил о весеннем щебетании птиц, и, как и птицы слетают с насиженной жердочки, так и две фигуры выпорхнули на крыльцо. Одна невысокая и коренастая, некрупный мужчина бежал так быстро, как мог, а позади него развевалась розовая лента. Другая — высокая женщина, что совсем недавно пережила превращение, ее длинные светлые волосы струились позади нее подобно флагу, пока она преследовала своего брата и наживу, которую он похитил. Они обежали огород, разбитый посреди луга, и добрались до пастбища, где паслись две дородные коровы.

Плечи Сина обмякли, и он наконец смог вдохнуть полной грудью. Пока эта женщина и ее семья в безопасности, остальное не имело значения. В деревне она всегда была добра с ним и никогда его не боялась. Воистину, она, казалось, не замечала его лохмотья и смрадный запах. Она видела только его голод и страдания, и никогда не отводила глаз, как это делали многие, намного старше нее. И она не просто жалела его. Она украдкой передавала ему одежду, которая, судя по запаху, была пошита именно для него. Сейчас он носил штаны из крепкой, плотной ткани, его единственное пальто, что согревало его в холода, но забытое сейчас в спешке, также было сшито ее рукой.

Она была лунным светом на его ночном небе, лишь она дарила ему покой. Один взгляд на нее — шла ли она с корзиной, полной тканого материала, или же спорила со своим братом — этого было достаточно, чтобы придать ему сил.

Когда женщина с братом скрылась за сараем, Син собирался наблюдать и дальше, развлекая себя фантазиями о несбыточном.

Воистину, он представлял, что она бежит именно за ним, он бы позволил себя догнать. В своих мыслях он уходил далеко в будущее, после своего превращения. Он видел себя высоким и сильным, способным защитить ее, обеспечить ее безопасность, его мускулы стали бы гарантией тому, что жестокий мир не причинит ей боли…

Он подскочил, услышав треск ветки.

— Сын мой, что ты здесь забыл? — раздался рык позади него.

Стук в дверь вернул Сина в настоящее, хотя он не сразу пришел в себя. Часть его все еще осталась среди деревьев, на краю цветущего луга, и он был благодарен тому, кто прервал его воспоминания. Он не желал возвращаться в прошлое. Было много поводов для этого, и особенно — та самая ночь. Может, если бы тогда все случилось иначе, он был бы сейчас другим.

С другой стороны, может, он был проклят с рождения, и все, что произошло в его жизни в дальнейшем, было неизбежно и предопределено.

— Иду, — пробормотал он, когда стук повторился, и он оправился от вынужденной паузы.

Потревожившему его бодрствование лучше иметь на это хорошую причину.

Сегодня он не хотел ни с кем иметь дело, сильнее, чем обычно.

Глава 16

Бутч допил последний дюйм «Лагавулина» в стакане и опустил голову как раз в тот момент, когда дверь резко распахнулась. По другую сторону стоял Син — вот, кто точно не был жаворонком: взгляд взбешенный, как у Халка в комиксе, а огромное голое тело обещало все муки ада тому, кто заявится к нему с будильником. Радостное приветствие. Вот же сухарь.

И глаз Ублюдка дергался.

— Ну и ну, — протянул Бутч. — Это же солнышко во плоти.

— Чего ты хочешь?

— Прямо сейчас? «Рей-Бены» [26] , спрятать глаза от твоего счастливого взгляда.

К ним подошел Бальтазар, становясь своей тушей между ними.

— Кузен, остынь.

Позволяя родственникам разобраться с приветственным этикетом, Бутч зашел в абсолютно пустые комнаты. Син жил как монах — это его выбор, но блин. Разве можно отказаться от ортопедического матраса, когда предлагают? Но нет, нужно как крепкий орешек из Старого Света спать на жестком полу.

26

Бренд солнечных очков

— Итак, — протянул он, пройдясь по комнате, остаточная боль в паху от «Крайслероза» [27] слегка приутихла перед необходимостью разобраться с этим делом. — Наденешь штаны или дальше будешь проветривать яйца?

Именно Бальтазар закрыл дверь в комнату, запирая их троих наедине, и Ублюдок остался стоять возле панели, словно знал, что его кузен в любой момент мог психануть и скрыться.

Син уперся руками в бедра.

— Я тебя смущаю?

Бутч рассмеялся.

27

Отсылка к Крайслеру из предыдущих глав