Грешные души

Влодавец Леонид Игоревич

— Что так? Бедность заела?

— Да вроде бы все есть. Все вроде бы есть, а тоска какая-то. — Колышкин с удивлением ощущал, как выкладывает едва знакомому мужику то, что и себе вслух бы не сказал. — Надоело все. Каждый день думаю — приложит меня кто-нибудь, а что останется? Ну, могилку соорудят нормальную, крестик поставят — и привет. Вещи родня растащит, а что съел и выпил — уже того… преобразовалось.

— Детей не пробовал заводить?

— Ну их. Жена, бэбик… Бабы в основном стервы. Видал, какие телки с нами? Пробы ставить негде, а в

голове — звон. Ничего! Но для умных — я дурак. Я ж не виноват, что мне по мозгам врезали и у меня там не все в порядке? А ведь я даже музыку пытался слушать. Классику! Как, думаю, так получается, что все от нее балдеют, а я засыпаю? В церковь ходить пытался — ничего не понимаю, скучно. Вот видак — смотрю. Водку пить — могу. Ем… И тупею — как пробка. Иногда минут десять, ну двадцать, могу говорить нормально, а потом — шарах! — и матом.

— Смени работу. Ты свое дело делаешь или чье-то?

— Свое… Бабок много, но не то что-то… Слышь, у тебя такое бывает, а?

— Бывает… — вздохнул Котов. — Все мы как-то не так живем. Когда все это еще не начиналось, я думал, что как только всем дадут возможность зарабатывать, мы будем жить лучше… Ну, заработал. Теперь все время ощущаю, что у кого-то рядом на меня глаза смотрят не так…

— И я это вижу, — кивнул Колышкин, — у них зависть. Подвернись им пушка — пристрелят и глазом не моргнут.

— Я деньги в фонды отдавал, — сообщил Котов. — Для ветеранов, инвалидов, чернобыльцев… Но все равно — не то. И знаю, что без толку все это…

— Куда там! — опять согласился Колышкин. — И я вот чувствую, что гребу уже лишнее, но остановиться не могу. Никогда в этом не каялся, а сейчас — стыд забрал. Интересное кино? А благотворительность… Знаю я таких. Старичкам — копейку, а себе — десять тыщ. Эти фонды умелые ребята придумали, чтоб и налоги не платить, и под статьей не ходить…

— А тебе коммунизма не хочется? — спросил Котов без иронии.

— Гм… Вообще-то не знаю. Утром встал как-то без мечты о «светлом царстве» — и ничего. Но коммуняк не переношу. Заметил, как сейчас бубнят: «Работать надо, работать, работать!» Так ведь коммуняки точь-в-точь то же самое бубнили. На хрен нам нужно было их вытряхивать, чтобы опять пришли и сказали: «Работайте, а мы за вас жрать будем!»

— Ну, мы-то с тобой не голодные…

— Ну да, конечно, но ведь рано или поздно нам глотку рвать будут… Страшно! А, хрен с ним со всем!

— Поплыли обратно, — предложил Котов, — на завтрак опоздаем.

На сей раз с самого начала проплыли всю дистанцию брассом.

— Вы что там, баб встретили? — поинтересовалась Шопина.

— Какие там бабы, Эллочка, — отмахнулся Колышкин, — за жизнь говорили…

— Да? — хлопнула глазками Соскина. — А морды не поразбивали…

— Глупенькая ты… — совершенно не в своей манере произнес Андрей и поцеловал Люду куда-то в запястье.

— Обалдел, что ли? — пробормотала она обескураженно.

— Ага, от свежего воздуха…

МАЛЕНЬКОЕ ОДОЛЖЕНИЕ

Август

Октябревич Запузырин был уже чисто выбрит, надушен и одет в бежевый смокинг. Его личный секретарь, бывший зам. зав. отделом культуры Новокрасноармейского РК, докладывал расписание на сегодняшний день.

— Так, — прервал секретаря Запузырин, — все ясно, заканчивай. Вот это дашь факсом Замочидзе. Все как есть, чтобы никто никаких ошибок не правил! Вот это, это и вот это — отказать. У меня не райком, слава богу.

Тут затюлюкал радиотелефон, висевший на ремешке у дивана. Секретарь подал его боссу.

— Здравствуй, дорогой! — пропел нежный голос. — Мурат беспокоит. Ты дома будешь, нет?

— До десяти. Что-то серьезное?

— Нет, не очень. Но очень надо. Через пять минут подъеду.

Через пять минут к воротам подъехал приятного кремового цвета «мерседес» с тонированными стеклами. Ворота запузыринской виллы сдвинулись вбок, открыв проезд, и тут же задвинулись на место. «Мерседес» подкатил к крыльцу, рослый темноволосый парень выскочил из передней двери и открыл заднюю. Из автомобиля вышел седой, немного грузный мужчина и неторопливо взошел на крыльцо, где стоял с улыбкой Запузырин в обществе секретаря и одного из чекистов в отставке.

— Здравствуй, Мурат. Сразу к делу или по рюмочке?

— Одно другому не мешает, верно?

Запузырин обнял Мурата, и они поднялись в кабинет. Секретарь выставил на столик между двух кресел «Наполеон» и коробку с шоколадом.

— Зачем мальчика на таком деле держишь? — улыбнулся Мурат. — Здесь блондинка нужна, высокая, красивая…

— Блондинка у меня на работе, — хмыкнул Запузырин. — Ну, со свиданьицем!

Чокнулись, выпили, надкусили по шоколадке.

— Пойди отдохни, — велел Август Октябревич секретарю.

Секретарь ушел вниз, Запузырин достал маленький пульт, нажал кнопочку, дверь защелкнулась на замок, опустилась звукопоглощающая штора. Вторым нажатием кнопки Август Октябревич включил генератор помех, начисто подавляющий все мыслимые подслушивающие устройства в комнате или в ее стенах.

— Можно говорить, — разрешил он Мурату.

— Маленькое одолжение сделай. Парня одного надо ненадолго выпустить.

— Вчерашний? — Память у Запузырина была неплохая.

— Да.

— Но это ж не твой. Ты ведь от него вчера отказывался, мне в отделении доложили.

— Вчера, понимаешь, сердитый был. Теперь жалко стало. Помоги, а?

— Темнишь, Муратик. Я его выну, а он мне Светозара чикнет. Колись сразу — зачем нужен.

— Ничего не темню, Август. Светозара он пальцем не тронет. Просто земляк, жалко будет. Его в КПЗ опустили, кажется…

— Кавказца — и опустили, — усмехнулся Запузырин. — Но он же не твой. Я все знаю — он на вокзале торгует, там зона ребят из облцентра. Андрюша там такой есть, сейчас в «Светлом озере» отдыхает.

— Да, да… Он Колышкину тоже плохо отстегивает, долг большой. А мне не платит, верно. Но земляк, родной человек.