Грешные души
Шрифт:
— А вы не ошиблись, ребята?
— Не разговаривать! — оборвал один из сопровождающих.
Наконец машина остановилась. Загудел моторчик, заскрежетали отодвигаемые ворота. Машина вновь поехала, пошла под уклон, опять остановилась.
Заднюю дверцу отворили.
— Выходите, Котов! — приказал майор Завьялов.
Сопровождающие помогли Котову вылезти из машины. Только здесь он смог разглядеть, что они одеты в камуфляжные зеленые комбинезоны. Тускло светила лампочка с бетонного потолка.
— За мной! — приказал майор, и Котова
За столом сидел человек в милицейской форме с погонами майора.
— Задержанный доставлен! — доложил Завьялов. Сидевший за столом кивнул. Сопровождавшие усадили Котова на табурет, привинченный к полу.
— Дознаватель по особо важным делам Лутошин, — отрекомендовался одетый в форму майор. — Генрих Николасвич. Фамилия?
Котов сказал и фамилию, и отчество, и год рождения, и национальность, и вообще все, что мог о себе вспомнить. Майор записывал сведения на какой-то бланк.
— В чем меня обвиняют? — спросил Котов. — Не убивал я никого…
— Вот этот человек вам знаком? — Майор показал фотографию Заура Бубуева.
— Я его видел вчера с Валей, горничной из дома отдыха, — вспомнил Котов.
— В каких отношениях вы с Валентиной Бубуевой?
Котов замялся, но организм его, перенасыщенный плюсом, лжи воспротивился.
— В близких…
— Бубуев знал о них?
— Понятия не имею.
— В последний раз вы когда видели Бубуева?
— Тогда же, когда и в первый.
— Допустим. Узнаете вот эту штуку?
Майор выложил на стол обрез со вкладышами.
— Нет, первый раз вижу.
— Повнимательнее рассмотрите. Не бойтесь, не заряжен.
Конвоиры сняли с запястий Котова наручники, и майор подал ему обрез рукояткой вперед. Владислав машинально взял его, взвел курки, пощелкал ими, повертел в руках. И тут увидал знакомые царапинки…
— Да, узнаю. Кто-то испортил мою двустволку.
— Кто-то? — хмыкнул майор. — Где у вас хранилось ружье?
— На даче, под Москвой. В сейфе.
— Вместе с патронами? — спросил майор, показывая Котову боевой патрон от Калашникова.
— Да, только не с этими. У меня обычный двенадцатый калибр.
Майор забрал у Котова обрез и спрятал его в полиэтиленовый пакет.
— Посмотрите, — майор подал Котову патрон, — может быть, у кого-то видели такие? Характерные царапины, окраска?
— Да нет, — Котов взял патрон, поглядел на него, — я такие видел только в армии.
— Хорошо… Может быть, вот эту гильзу когда-нибудь видели?
Котов оглядел и гильзу. Нет, ее он тоже не видал.
— Значит, гражданин Котов, — произнес майор, забирая у Котова гильзу и патрон, — вы утверждаете, что ружье у вас украли? Верно?
— Вероятнее всего, так, — кивнул Котов.
— И вкладыши для стрельбы патронами 7, 62 вы для него не делали?
— Зачем? Конечно, не делал!
— И вот этой резиновой штуки не видели?
— А
— Это глушитель к обрезу, — сообщил майор, убирая изделие в очередной полиэтиленовый пакет.
Он аккуратно запер все пакеты в сейф, а затем достал из стола листочек с десятью большими клетками.
— Извините, но мы вынуждены снять у вас отпечатки пальцев.
Котов начал что-то подозревать лишь в тот момент, когда майор забрал листочек.
— Позвольте! — воскликнул он. — Ведь на оружии и патронах могли остаться мои отпечатки, я их трогал руками.
— Не беспокойтесь, — голосом незабвенного Высоцкого в роли капитана Жеглова произнес майор, — разберемся…
— Но вы хоть все точно записали? — спросил Владислав.
— У нас — как в аптеке! — осклабился Лутошин. — Сержант, уведите задержанного.
— Руки! — потребовал один из верзил и защелкнул на Котове наручники. — Вперед!
Котова вывели, провели по коридору в обратном направлении и втолкнули в небольшую камеру с койкой и замазанным белилами окошком где-то под потолком. Дверь заперли снаружи.
В это время в кабинете следователя появились Мурат и Запузырин. Здесь же находились все, кто принимал участие в операции.
— Не слишком ли все сложно, Август? — сомневающимся тоном произнес Мурат. — Надо проще быть, а? Зачем все так закручивать, какие-то драмы разыгрывать?
— Простота хуже воровства, — усмехнулся Запузырин. — Слышал поговорку? Если бы мы просто так взяли и сказали: мы тебя пристукнем, но нам нужно узнать одну вещь, поэтому мы можем убить тебя медленно и мучительно, так что смерть избавлением покажется, — это было бы слишком просто. А он возьмет и упрется. Потому что надежда у него была бы, маленькая, но надежда. Может, на милицию, может, на что иное. Если бы мы сказали: говори, и будешь жить, все равно он бы надеялся. Потому что видел бы, что мы обычные бандиты. А обычных бандитов ищут, ловят, сажают и стреляют. Мы же его сначала подавим психологически. Его не бандиты похитили, а милиция задержала. Культурно, по всем правилам. На всех вещдоках он пальчики оставил…
— А если бы он сразу догадался?
— Нет! Он же чистый, ни разу в милицию не попадал. Даже не знает, что по убийствам прокуратура следствие ведет. Часа два посидит — вызовете снова. Должен быть следователь прокуратуры. И ему по всей форме обвинение. Сводите его в морг на опознание. А потом явлюсь я и скажу: «Мы — не милиция. Но все материалы на тебя уже в прокуратуре. Ты — убийца. А прокурор — им будешь ты, Мурат, — земляк убитого. Он тебе выдаст вышку, даже если ты сюда самого Плевако из гроба подымешь. Но есть шанс! Рассказать нам то, что мы хотим. Тогда выйдешь на волю целым и невредимым и заработаешь пять тысяч зеленых». Вот тут он и клюнет. Выложит, мы проверим, а после этого — в кислоту и в канализацию. И Заура туда же.