Грешный маркиз

Маккензи Салли

Чарлз чувствовал умиротворение, покой. Он прижался щекой к ее головке, поцеловал макушку, наслаждаясь сладким ароматом.

– Что вы делали со мной? – шепнула Эмма ему в плечо.

– Занимался с вами любовью, милая.

Он почувствовал, как она напряглась.

– Значит, я… неужели… я в положении?

Он мог бы счесть это забавным, если бы не был так расстроен.

– Нет, Эмма. Вы не беременны.

– Точно?

– Совершенно точно, дорогая. Вы никоим образом не могли зачать.

– Но со мной было… что-то очень странное. –

Она снова заговорила шепотом. Ему пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать слова. – Я чувствовала, что схожу с ума. Меня охватило… желание. Мне до смерти хотелось, чтобы вы… Не знаю, как сказать. Чтобы вы… наполнили меня.

Чарлз судорожно вздохнул. Страсть вновь пробудилась. Как бы не рухнули его чистые намерения. Ведь он точно знал, как ее можно наполнить.

– Вы прижимались к моей груди. Словно младенец… А потом… что-то разорвалось во мне. Я. задрожала, все стало горячим… А потом у меня не осталось сил.

– Да, – он едва владел собой, – да, вы чувствовали себя несколько необычно. А вам понравилось, милая?

Она молчала, а Чарлз боялся, что у него разорвется сердце.

– Да, – наконец шепнула она. – Мне понравилось.

Он вздохнул и обнял ее крепче.

– Рад слышать.

– Но откуда вы знаете, что я не в положении?

– Потому что…

Что он мог сказать? Вряд ли она готова узнать подробности.

– Милая, потому что со мной, в свою очередь, тоже должно кое-что произойти. Только тогда получится ребенок. Но сегодня этого не было.

– Ох, – она взглянула ему в лицо, – вам жаль, что этого не случилось?

Черт, он просто должен ее поцеловать. Он коснулся губами ее лба.

– Немного жаль, дорогая, потому что это приятно. Но пока не время.

Она опустила голову, и он не успел поцеловать ее в губы. Эмма принялась теребить пуговицу на его жилете.

– Значит, вы делали детей раньше?

– Нет! – Чарлз был уверен – ни одна из его подружек не осчастливила его отцовством.

– Тогда откуда вы знаете, что это приятно?

Чарлз был близок к отчаянию.

– Знаю, и все. Поверьте на слово, Эмма. Мужчины знают такие вещи.

– Похоже, вы со мной нечестны.

– Неправда. Но скажите, вы простите мне то, что произошло утром?

Эмма кивнула:

– Думаю, да. Но у меня есть еще один вопрос.

– Какой же? – У него упало сердце, когда он увидел, как она закрывает лицо ладонями. Наверное, вопрос будет не из легких.

– Вы сказали, что занимались со мной любовью.

– Да.

– Значит ли это, что вы меня любите?

Чарлза словно с размаху ударили в живот.

Эмма была страшно напугана и смущена. Ей становилось стыдно, когда она припоминала, как вела себя у озера, и страшно, когда подумала, что беременна. Она ведь не замужем. Как же она станет воспитывать ребенка? Где жить? Какой позор! Для отца и Мэг это будет ударом. И разочарованием.

Страшно даже вообразить, что скажет отец.

Она закрыла на замок

дверь, ведущую в коридор. К двери в комнату Чарлза придвинула комод. Она не хотела больше видеть Чарлза. Эмма прижала руки к пылающим щекам. О Боже! Он видел ее голые груди. Целовал, ласкал. Эмма зажмурилась. Он касался ее, а она извивалась в его объятиях, как… Она не знала, как это назвать. У нее совсем не было опыта, тем более такого…

Даже вспоминать произошедшее на озере не стоило, а ведь она только и делала, что думала об этом. В те минуты, когда не рыдала из-за страха, что беременна.

Только и думала о Чарлзе. Просто наваждение какое-то, одержимость. Стоило закрыть глаза, как он представал перед ней, словно образ, выжженный на веках. Она видела его в утреннем свете, похожего на греческого бога: с могучими плечами, сильными руками, широкой грудью, загорелой кожей.

А стоило обхватить себя руками, и Эмма вновь чувствовала, как мужские руки скользят по ее телу. Гладят бедра, грудь. Она ощущала прикосновение его губ, языка, жадные движения рта. А потом влажную, ноющую пустоту между ног. Разгоряченная плоть вновь обретала небывалую чувствительность.

Что же это такое? Это не предвкушение, которое снедало ее в оранжерее. И не «порывы», как сказал мистер Стокли. Безумие – иначе не назовешь.

Потому, когда Чарлз постучал в ее дверь, она не знала, чего боится больше – что он войдет или что уйдет. Когда же она увидела его в дверях, то так и не смогла решить, кто он для нее – спасение или проклятие. Не важно. Он ей нужен!

Эмма чуть не закричала от радости, когда он обнял ее и привлек к себе. Уткнувшись лицом в грудь, она вдыхала его запах. Чистый запах льняного белья и мыла, и еще чего-то очень мужского.

Он был уверен в себе. Его руки и голос гладили и успокаивали ее, отчего растаял тугой ком страха, замешанного на стыде.

Это был Чарлз! Мальчик, которого обожала маленькая Эмма. Это он осушил слезы, когда она плакала возле речки в лесу. Это о нем грезила юная Эмма, когда его не было рядом. Это он стал первым мужчиной, которого она поцеловала. Единственным, кто сумел дотронуться до нее.

Когда Чарлз усадил ее к себе на колени, Эмма быстро согрелась, почувствовав себя в безопасности. Ее уже не смущало то, что произошло на озере. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. Ее щека лежала на его твердом плече, а руки гладили ее волосы. Где-то глубоко внутри гулко забилась жилка.

– Что вы со мной делали? – спросила она.

Он ответил:

– Занимался с вами, любовью, мила».

Эмма замерла. Эти самые слова однажды произнесла миссис Ламберт, распекая подгулявшую горничную: «Ах, девочка, значит, он занимался с тобой любовью? А потом бросил? Теперь жди расплаты, когда через несколько месяцев окажешься с ревущим младенцем на руках».

– Значит, я… я в положении?

– Нет, Эмма, вы не беременны.

Он был так уверен! Он должен знать наверняка, мужчины разбираются в таких вещах.