Грёзы Февра
Шрифт:
– Вы знаете Байрона! – обрадованно воскликнул Джошуа. На минуту он стал похож на себя прежнего.
– Знаю, – согласился Джефферс, посмотрев на Йорка, и одна его бровь удивленно изогнулась. – Итак, капитан, вы считаете, что наши дни на «Грезах Февра» благословенны? – Он улыбнулся. – Это, несомненно, станет новостью для Волосатого Майка и мистера Фрамма.
Волосатый Майк грубо расхохотался, а Фрамм горячо запротестовал.
– Эй, послушайте, три жены еще не значат, что я чем-то плох! Да за меня может поручиться любая из них!
– О чем вы? – растерянно спросил Эбнер Марш.
Большая
У Джошуа на губах играла загадочная улыбка.
– Мистер Джефферс напомнил мне заключительные строфы этого стихотворения Байрона, – сказал он и начал читать:
А этот взгляд, и цвет ланит,И легкий смех, как всплеск морской, Все в ней о мире говорит.Ода в душе хранит покой.И если счастье подарит,То самой щедрою рукой Души невинной…– А мы невинны, капитан? – спросил Джефферс.
– Никто не может быть совершенно невинен, – ответил Джошуа Йорк, – но стихотворение это меня трогает, мистер Джефферс. Ночь прекрасна, и в ее темной красе мы можем надеяться найти покой и благородство. К сожалению, многие люди без причины боятся тьмы.
– Возможно, – сказал Джефферс. – Иногда все же ее следует бояться.
– Нет, – возразил Джошуа Йорк.
На этом он оставил их, внезапно оборвав словесную дуэль с Джефферсом. Как только Йорк ушел, из-за стола начали подниматься и другие члены команды, пора было приступать к выполнению своих обязанностей. Только Джонатан Джефферс не двигался с места. Он, задумавшись, продолжал сидеть за столом, устремив взгляд вдаль. Марш тоже сел, чтобы доесть пирог.
– Мистер Джефферс, – произнес он, – не знаю, что там ждет нас
Джефферс, хлопая ресницами, перевел на него взгляд.
– Простите, капитан, я пытался что-то вспомнить. Что вы сказали?
Марш проглотил большой кусок пирога и запил глотком кофе, после чего повторил свой вопрос.
– Дело в том, капитан, – начал Джефферс с легкой улыбкой, – что поэзия сама по себе прекрасна: то, как слова сочетаются друг с другом, ритм, картины, которые они рисуют. Стихи приятно слушать, когда их читают вслух. Приятен их ритм, их музыка, словом, то, как они звучат. – Он отпил немного кофе. – Мне трудно объяснить, если вы сами не чувствуете. Можно сказать, что они в какой-то степени походят на пароход, капитан.
– Мне никогда не попадались стихи такие же прекрасные, как пароход, – угрюмо заметил Марш.
Джефферс усмехнулся.
– Капитан, тогда зачем понадобилось «Северному Свету» на своей рубке огромное изображение Авроры? Кораблю это не нужно. Koлeсa и без нее будут хорошо вращаться. Почему мы свой капитанский мостик и другие отсеки так искусно украсили резьбой, завитушками и всякой всячиной? Почему на каждом достойном пароходе все отделано лучшими породами дерева? Почему там полно ковров, картин, хрусталя и фарфора? Зачем свои трубы мы украсили на концах цветами? Дым без труда выходил бы из них, будь они простыми.
Марш рыгнул и нахмурился.
– Пароходы можно строить простыми, без всяких там излишеств, – подытожил Джефферс, – но чем они наряднее, тем приятнее на них смотреть, тем приятнее на них путешествовать. То же можно сказать и о поэзии, капитан. Поэт, несомненно, мог бы изложить свой мысли прямо без всяких выкрутасов, но именно ритм и размер придают им величие.
– Что ж, похоже, – неуверенно согласился Марш.
– Клянусь, что могу найти стихотворение, которое понравится даже вам, – сказал Джефферс. – У Байрона одно такое имеется. Оно называется «Конец Сеннекериба».
– Это что?
– Это не что, а кто, – поправил, его Джефферс. – Это стихотворение о войне, капитан. Оно написано в чудном ритме, напоминающем галоп в «Буффало Голз». – Он поднялся и поправил сюртук. – Пойдемте, я покажу вам.
Марш, допив остатки кофе, тоже встал из-за стола и последовал за Джонатаном Джефферсом. Тот вел его на корму, где находилась библиотека «Грез Февра». Там Марш упал в одно из огромных кресел. Тем временем главный письмоводитель парохода принялся изучать книжные полки, которыми была уставлена вся каюта, пока не поднялся под самый потолок.
– Ага, вот он, – наконец пробормотал Джефферс и вытащил небольшой томик. – Я был уверен, что у нас есть книга стихов Байрона.
Он принялся листать страницы, некоторые из них даже не были разрезаны. Джефферс разрезал их с помощью ногтя, пока не добрался до того стихотворения, которое искал. Тогда он занял позу и начал читать «Конец Сеннекериба».
Даже Марш заметил, что стихотворению действительно присущ тот особенный ритм, о котором говорил Джефферс, тем более в его исполнении.